С.А.Денисов. Титулатура, патронимы и генеалогия правителей Эпирского царства (1204

ТИТУЛАТУРА, ПАТРОНИМЫ И ГЕНЕАЛОГИЯ ПРАВИТЕЛЕЙ ЭПИРСКОГО ЦАРСТВА (1204 — 1261) ПО ДАННЫМ АКТОВОГО МАТЕРИАЛА

Эпирское царство — независимое греческое государство, появившееся на западе Балканского полуострова после захвата Константинополя участниками Четвёртого крестового похода в 1204 г. Возглавляемое представителями династии Дук царство в скором времени стало одним из крупных участников в борьбе за освобождение византийских земель от власти крестоносцев и восстановление единой державы ромеев. К 1230 г. власть правителя Эпира Феодора I Дуки (1215 — 1230) простиралась на обширной территории, включавшей области Старого и Нового Эпира, Фессалии, Фракии и Македонии. В 1224 г. Феодор I освободил от власти латинян Фессалонику, где принял в 1227 г. императорский титул. Однако поражение от войск болгарского царя Ивана II Асеня (1218 — 1241/1242) в битве при Клокотнице в 1230 г. не позволило Феодору I освободить Константинополь: войска эпирского правителя были разбиты, Феодор I оказался в плену, земли Фракии и Македонии отошли к болгарскому царю. В 1250-х гг. Михаил II (1231 — 1268), племянник Феодора I, попытался вернуть утраченные земли, однако, вступив в борьбу с никейскими императорами Феодором II Ласкарисом (1254 — 1258) и Михаилом VIII Палеологом (1259 — 1261), потерпел ряд поражений, самое крупное из которых — битва при Пелагонии в 1259 г. — окончательно вынудило Михаила II отказаться от замыслов расширить подвластную ему территорию.

Путь, пройденный Эпирским царством от провинции до главного претендента на роль крупного политического центра, боровшегося за восстановление Византийской империи, заставляет обратить внимание на внутреннее устройство данного государства, как на возможную модель развития византийских земель.

Безусловно, процессы, которые привели к обособлению провинции и превращению её в крупный независимый политический центр не были специфическими для запада Балканского полуострова. Речь идёт о процессе децентрализации, который происходил в Византии на протяжение XII столетия и привёл к обособлению провинций, ставших основой для образования независимых политических центров в XIII в.[1]

Специфическими в этом случае являлись те основы, на которых выстраивалась власть новых правителей в трёх греческих государствах, претендовавших на роль нового политического центра: Никейской империи, Трапезундской империи и Эпирском царстве.

Следует предварительно отметить, что, в целом, характер репрезентации образа власти в Византии является прямым отражением её политической теории. В центре всех способов репрезентации власти находилась фигура императора[2]. В церемониале, риторических выступлениях постоянно подчёркивалось происхождение власти васлевса от Бога[3]. Качествами императора, доминирующими в зависимости от того или иного периода были: мужество, благоразумие, мужественность, справедливость[4]. Черты, характерные для образа императора, менялись на протяжение византийской истории, начиная уже с первых столетий существования империи[5]. К XII в. вследствие процессов оформления крупной провинциальной знати как политической базы для власти василевса, и обусловленной этим децентрализации, император рассматривается как предводитель узкого слоя высшей аристократии, где он являлся первым среди равных[6].

События первой половины XIII в. наложили свой отпечаток на репрезентацию образа власти в византийских землях. Постоянная борьба с внешнеполитическими противниками (противостояние крестоносцам и соперничество между собой за роль главного объединителя ромейских земель) влияла на идеологию указанных центров: каждый правитель стремился продемонстрировать то, что именно он является законным преемником византийских императоров[7]. Наиболее важным аспектом стало при этом указание на титул, родовое имя и генеалогию правителя. Так правители Трапезундской империи носили патроним Комнины, подчеркивали своё происхождение от византийского императора Андроника Комнина (1180 — 1185)[8].

Как происходил данный процесс в Эпирском царстве? Чем он отличался от аналогичных процессов в Никейской империи, крупнейшем конкуренте Эпира, объединившем в итоге земли ромеев в 1261 г.?

Чтобы ответить на данные вопросы, необходимо, как представляется, решить несколько задач. Во-первых, выяснить, насколько последовательным было обращение эпирских правителей к предшествующей эпохе, и, соответственно, в какой мере практика создания их образа была связана с деятельностью императоров единой Византии. Во-вторых, необходимо установить, какие новые элементы, по сравнению с предшествующим периодом и соперничающими регионами (Никейской империей), были внесены в образ власти на западе Балканского полуострова. В-третьих, какой была репрезентация образа власти на протяжении всего периода существования Эпирского царства как крупного политического центра, боровшегося за восстановление Византии под своей властью.

Среди источников, отражающих официальную идеологию царства как независимого центра (жалованные грамоты [хрисовулы, простагмы, орисмы], нумизматический и сфрагистический материал, данные эпиграфики) наибольший объём сведений по интересующему нас вопросу содержится в актовом материале, что обуславливает его выбор в качестве основы для решения указанных задач.

1) хрисовул Михаила I (1205 — 1215), пожалованный Дубровнику в 1206 г. и гарантирующий привилегии города в торговле с эпирскими землями[9]. М.Маркович датировал данный документ 1251 г., используя следующие аргументы: а) сходство подписей правителя на рассматриваемом хрисовуле и орисме Михаила II 1234 г.; б) сходство портретных черт правителя на печатях; в) упоминание в орисме 1234 г., также подтверждающем привилегии купцов Рагузы, только одной из привилегий, содержащихся в грамоте 1206 г. На основании данных обстоятельств исследователь датировал представленный хрисовул 1251 г., и, основываясь на нём и грамоте 1234 г., вывел приблизительное содержание документа 1206 г.[10] Несколько позднее Б.Т.Горянов упомянул данный данный документ в работе, посвящённой поздневизантийскому иммунитету, и датировав его 1266 г. Оснований этому исследователь не привёл[11]. Со своей стороны, хотелось бы отметить, что до тех, пока отсутствуют какие-либо другие косвенные доказательства существования документа 1251 г. (как упоминание в хрониках или исторических сочинениях), рассматриваемое утверждение можно считать только предположением;

2) грамота Михаила I Дуки, пожалованная венецианцам 20 июня 1210 г., гарантирующая их торговые привилегии[12];

3) орисм Михаила I Дуки, предоставленный Дзиани Дуке в 1210 г. и также гарантирующий торговые привилегии венецианцев[13];

4) хрисовул Феодора I Дуки 1228 г., подтверждающий привилегированный статус Навпактской митрополии[14];

5) хрисовул Феодора I Дуки 1228 г., подтверждающий привилегии митрополии о. Корфу[15];

6) простагма Мануила Дуки (1230 — 1237) купцам Рагузы 1234 г. [16];

7) хрисовул 1236 г., предоставленный Михаилом II Дукой горожанам о. Корфу и гарантирующий их привилегии[17];

8) орисм Михаила II Дуки купцам Рагузы 1237 г.[18];

9) хрисовул, пожалованный Михаилом II Дукой 4 января 1246 г. духовенству митрополии о. Корфу и подтверждающий привилегии 32 представителей кафедрального духовенства[19];

10) хрисовул от 4 февраля 1246 г., предоставленный Михаилом II Дукой духовенству митрополии о. Корфу и подтверждающий привилегии 33 священников[20];

11) хрисовул Михаила II Дуки, предоставленный в мае 1246 г. монастырю св. Богородицы Макринитиссы, принадлежащему Константину Малиасину[21].

Представленные документы получили в литературе достаточно широкое освещение как источники по изучению аграрно-правовых отношений[22] или документы, свидетельствующие об особом положении некоторых групп духовенства или отдельных аристократических родов[23]. В то же время, в предшествующих исследованиях долгое время не рассматривались особенности образа власти, который представлен в указанных источниках. Одними из первых исследователей, кто затронул данные аспекты, стали М.Маркович и П.Лемерль, опубликовавшие и подробно изучившие некоторые из принадлежащих эпирским правителям жалованных грамот.

В статье М.Марковича, посвящённой жалованным грамотам византийских императоров, предоставленным купцам Рагузы в период XIII — XV вв., были сделаны выводы, касающиеся интересующих нас документов. Прежде всего, автор отметил, что в грамотах Михаил I и его брат Мануил пользовались родовым именем Дука, имя Ангел ими не использовалось[24].

Кроме того, М.Маркович отметил специфическую терминологию данных грамот, отличающуюся от традиционной. Так, термин «аргировул» используется и для обозначения жалованной грамоты Михаила I и для обозначения орисма Михаила II[25]. Подписи эпирских правителей и черты формуляра, характерные для издаваемых ими документов, были также рассмотрены в работе П.Лемерля, которая представляла собой публикацию и подробный источниковедческий анализ трёх жалованных грамот Михаила II, предоставленных духовенству о. Корфу. Исследователь привёл перечень изданных эпирскими царями грамот, указав на используемые ими в них родовые имена и титулы[26].

Впрочем, П.Лемерль не останавливался при этом на разборе данных аспектов, сосредоточив внимание на изучении структуры публикуемых источников и значения предоставляемых ими привилегий. Более подробно черты преемственности, наблюдаемые в грамотах эпирских правителей, были позднее рассмотрены в работе Б.Т.Горянова, в которой документы были представлены как источники по изучению аграрно-правовых отношений. Исследователь обратил внимание, что эпирские правители подтверждали в жалованных грамотах привилегии прежних императоров, Алексея и Мануила Комнинов и таким образом подчёркивали, по мнению автора, свою принадлежность к их династии[27].

Кроме изучения преемственности правителей, в историографии были несколько позднее рассмотрены такие аспекты образа власти, как родовое имя и титул правителя, указываемые в хрисовулах. Л.Стьернон в статье, посвящённой особенностям политического устройства западногреческого государства, привёл сводную таблицу, представляющую титулатуру и родовые имена, используемые Михаилом I, Феодором I, Мануилом, Михаилом II и отражённые в хрисовулах, хрониках и исторических сочинениях, эпистолярии и сфрагистическом материале[28]. На основание данной таблицы автор сделал некоторые выводы относительно родовых имён, которыми обладали правители Эпирского царства. Патроним Дука использовался правителями стабильно, что говорит о его наследственном характере. Данный патроним стал использоваться Михаилом I ещё в период правления Исаака II в качестве оснований для каких-либо претензий[29]. При этом, по мнению Л.Стьернона, патроним Дука стал наиболее часто употребляемым эпирскими правителями, родовое имя Комнинов было дополнительным[30].

Изучая титулатуру эпирских правителей, исследователь сосредоточил внимание, главным образом, на титулатуре Михаила I, сделав вывод, что основатель царства не носил титул «деспот»[31]. Кроме того, автор уточнил значение термина «дукс» (dux, δούξ), используемого в хрисовулах Мануила и Михаила II Дук рядом с их именами. По мнению Л.Стьернона, данный термин представляет собой латинскую и производную от латинской греческую транскрипции имени Дука (Δούκα). Соответственно, использование данного термина является указанием на родовое имя правителя[32].

Вывод Л.Стьернона был отчасти дополнен Р.Гийаном, который отметил, что Феодор I предпочитал патроним Комнин[33]. Данные выводы были позднее разделены в работах Д.И.Полемиса[34] и Д.М.Найкола[35]. При этом, в монографии Д.И.Полемиса была подробна рассмотрена титулатура эпирских Дук. Автор отметил, что Михаил I не носил титул деспот (подтвердив, тем самым, вывод Л.Стьернона), Феодор I был коронован как император, Мануил носил титул деспот, затем стал императором, Михаил II от никейского императора Иоанна III Дуки Ватаца (1221 — 1254) титул деспот[36].

Таким образом, в историографии были определены три направления, в рамках которых велось изучение интересующих нас аспектов: использование того или иного родового имени, титула, и подтверждение преемственности предшествующим правителям.

Однако, при этом исследователями не была прослежена связь между рассматриваемыми аспектами, что лишало их значения, как составляющих единый образ правителя. Для того, чтобы более полно изучить данные аспекты, следует, как представляется, детализировать их следующим образом: 1) соотношение титула и родового имени, указываемых правителем в хрисовулах, 2) упоминание в документах о родственных отношениях правителя и предшествующих императоров.

Формуляр рассматриваемых хрисовулов включает: инвокацио, наррацио, диспозицио, датум, субскрипцио. Этот тип появился в конце XII в. и получил распространение в XIII в.[37] Он отличался от формуляров XI — XII вв. значительным упрощением структуры: протокол в документе состоял только из инвокацио, тогда как раньше к нему добавлялись также инскрипцио и интитуляцио, в основном тексте документа отсутствовало санкцио, также используемое в предшествующий период. Эсхатокол не претерпел серьёзных изменений[38]. Впрочем, санкцио как раз присутствовало в некоторых хрисовулах эпирских правителей (хрисовулы Михаила I рагузийским купцам, Феодора I Навпактской митрополии). Обязательными частями эсхатокола эпирских документов являются датум и субскрипцио. Остальные формулы, характерные, как показывает исследование Ф.Дэльгера и Дж.Караяннопулоса, для документов XIII в. (legimus и формула «в котором и…» — ἐν ᾧ καὶ τὸ...) могут отсутствовать в хрисовулах. Так, заключительная формула «в котором и….», имеющая формальное значение («Formelhafter Satz», по выражению Ф.Дэлгера[39]), присутствует в хрисовуле Феодора I, предоставленном Навпактской митрополии, но отсутствует в его же хрисовуле митрополии о. Корфу 1228 г. и в хрисовуле Михаила I, предоставленном рагузийским купцам.

Простагма Мануила Дуки полностью повторяет черты общего для документов данного вида формуляра, состоящего из инвокацио, диспозицио, наррацио, менологемы[40]. В противоположность данному документу, орисм Михаила II серьёзно отличается от норм составления тем, что содержит сразу два элемента, не предусмотренных формуляром: прооймион и санкцио.[41].

Далее рассмотрим, каким образом представлены в жалованных грамотах интересующие нас аспекты: титулатура, патронимы и генеалогия правителя.

Итак, Михаилом I были пожалованы две грамоты венецианцам и одна грамоты — купцам Рагузы. В первой грамоте, пожалованных эпирским правителем венецианцам (датируемой 20 июня 1210 г.), используется два родовых имени правителя: Комнин Дука[42]. Титул Михаила I при этом не указан, вместо него правитель в документе обозначен личным местоимением: «я» (ego), «мне» (mihi) и т.д.[43] В качестве предшествующего правителя упоминается севастократор Иоанн, отец Михаила (Michael Comnenus Doukas filius quondam sebastocratoris Ioannis Ducis)[44].

Вторая грамота Михаила I, пожалованная венецианцам, содержит указание на одно родовое имя — Комнин[45]. Также как и в предшествующем случае, титул правителя не приведен, его личность в документе обозначена только при помощи личных местоимений: «я» (ego), «меня» (me) и т.д.[46] В документе содержатся указания на то, что чиновники Михаила I (названы «байли» — bailes) должны наблюдать за безопасностью венецианцев, находящихся в пределах Эпира[47]. При этом договор распространен также на правление наследника Михаила I, Константина (Михаила II)[48].

В жалованной грамоте Михаила I, пожалованной купцам Рагузы, указано только одно родовое имя — Дука[49]. При этом титул правителя не приводится. Для обозначения своей власти Михаил I пользуется формулой ἡ ἐφ’ἡμᾶς ἐπικρατεία («наша власть»)[50], подвластная территория обозначается как ἡ χώρα μου[51] (моя страна/область), ἡ χώρα ἡμῶν[52], ἡ ἡμέτερα χώρα[53] (в обоих случаях — наша страна/область). Упоминая о предшествующем документе, подтверждаемом эпирским правителем, Михаил I указывает, что порядок дел (отношений с рагузскими купцами) установлен, согласно аргировулу великого и прославленного отца Комнина (ὁ αἰοδίμος αὐθέντος πατέρ μου ὁ Κομνηνός)[54].

В хрисовуле Мануила купцам Рагузы правителем используется родовое имя Дука, и эпитеты: «деспот» (δεσπότης)[55] и «моя царственность» (ἡ βασιλεία μου)[56]. Предшествующие правители не указаны.

В жалованной грамоте Феодора I митрополии Керкиры приведено два родовых имени правителя — Комнин Дука, с титулом «царь и самодержец»[57], «моя царственность»[58]. В документе, появлению которого предшествовало обращение митрополита [59], указано, что привилегии митрополии основаны сразу на хрисовулах, принадлежащих нескольким императорам: Алексею I Комнину (1081 — 1118) (назван «прославленным царем и прадедом» Феодора I — ὁ αἰοδίμος βασιλεύς καὶ προπάππος τῆς βασιλείας μου)[60], Мануилу Комнину (1143 — 1180) (назван «приснопамятным царём и дядей» эпирского правителя — ὁ ἀειμνήστος βασιλεύς καὶ θείος τῆς βασιλείας μου)[61], Исааку II (1185 — 1195) и Алексею III Ангелам (1195 — 1203) (названы «царями и самодержцами и двоюродными братьями» Феодора I — «οἱ βασιλεῖς καὶ αὐτοκράτορες καὶ πρωτεξαδέλφοι τῆς βασιλείας μου»)[62].

В хрисовуле Феодора I, пожалованном Навпактской митрополии, представлено родовое имя Дука[63], упоминается также титул «царь и самодержец» («βασιλεύς καὶ αὐτοκράτωρ»)[64], для обозначения правителя используется словосочетание «моя царственность» (ἡ βασιλεία μου)[65]. Документ, появлению которого предшествовали многочисленные обращения митрополита[66], подтверждает права митрополии, данные Алексеем Комнином, который назван «прославленным прадед» Феодора I (ὁ αἰοδίμος προπάππος τῆς βασιλείας μου)[67].

В хрисовуле Михаила II для о. Корфу 1236 г. приводится два родовых имени правителя: Комнин Дука[68]. Титул в документе не указан. Документ подтверждает привилегии, предоставленные митрополии Исааком II (назван императором — imperator)[69], Михаилом I (назван «отцом нашим» — «pater noster»)[70] и Мануилом (назван «деспотом и дядей» — «despot et patruus») [71]. Привилегии гарантированы ограничением власти чиновников[72].

В орисме Михаила II купцам Рагузы от октября 1237 г. патроним правителя — Михаил Дука[73]. Титул не указан, подвластная территория определена как «наша область/страна» («ἡ ἡμέτερα χώρα»)[74], право власти правителя основано на полученном им хорисме[75]. Предшествующий царь, чей хрисовул подтверждался, Михаил I, назван «прославленным и великим отцом Михаилом Комнином Дукой» (ὁ αἰοδίμος αὐθέντος καὶ πατέρ μου, τοῦ Κομνήνου κῦρ Μιχαὴλ τοῦ Δούκα)[76].

В хрисовуле Михаила II для митрополии о. Корфу 4 января 1246 г. используется одно родовое имя — Дука[77]. Вместо титула используется эпитет «деспот» («владыка»)[78]. В грамоте подтверждаются привилегии духовенства о. Корфу, пожалованные Мануилом I (назван Порфирогенитом и предком)[79] и Мануилом Дукой (назван «деспотом и дядей» — «despot et patruus»)[80].

В хрисовуле Михаила II для митрополии о. Корфу 4 февраля 1246 г. используются два родовых имени — Комнин Дука[81]. Вместо титула используется эпитет «деспот» («владыка»)[82]. Вследствие утраты начальной части этого документа, не представляется возможным изучение указаний на то, привилегии каких правителей подтверждал Михаил II в этом хрисовуле. Можно лишь предположить, что в их числе был Феодор I Дука, чей хрисовул Керкире 1228 г., подтверждающий привилегии местного духовенства, не упоминался в предшествующем документе.

В хрисовуле Михаила II, предоставленном Константину Малиасину, используется два родовых имени — Комнин Дука[83]. Для обозначения правителя используется эпитет «моя царственность» (ἡ βασιλεία μου)[84]. О предшествующих правителях не говорится.

Как видно из представленных документов, эпирские правители Михаил I, Феодор I и Михаил II пользовались двумя вариантами родового имени: Комнин Дука и Дука. По всей вероятности, первый вариант мог использоваться для того, чтобы подчеркнуть преемственность правителя от династии Комнинов (а не только от Дук, как это было во втором случае). Возможно ли таким образом, что подпись «Комнин Дука» ставилась на наиболее важных документах? Сопоставление грамот эпирских правителей, содержащих оба варианта подписи, показывает следующее. В некоторых случаях упоминание двух имён сопровождалось сообщением о родственных отношениях с предшествующими правителями, как в хрисовуле митрополии о. Корфу 1228 г. или хорисме о. Корфу 1236 г., что может указывать на особое стремление правителя представить свою власть как законную и, соответственно, на важность документа. Однако в ряде других случаев, как в хрисовулах Константину Малиасину или хрисовуле духовенству о. Корфу 4 января 1246 г. таких указаний нет, при том, что упоминаются два родовых имени. Поэтому более обоснованным, как представляется, будет признать, что употребление одного или двух родовых имён правителями не зависело от значения документа.

Использование в документах титула было полностью связано с политическими мотивами. Михаил I, в период правления которого речь шла об основании и выживании Эпира как независимого политического центра, не пользовался титулом, ограничиваясь лишь обозначением того, что определённая территория находится под его властью. При Феодоре I наблюдался резкий рост территории государства, его разделение, а после 1230 г. — распад на несколько независимых частей со своими центрами. В одном из главных центров — Фессалонике происходило в это время активное формирование политической линии правителя, выражавшейся в формировании его образа, важной частью которого стало принятия официального титула «царь и самодержец» («βασιλεύς καὶ αὐτοκράτωρ»)[85]. Этот традиционный для византийских императоров титул стал использоваться в жалованных грамотах (таких, как грамота Керкирской митрополии и Навпактской митрополии). Политика Феодора I была продолжена его братом Мануилом, стремившимся поддержать статус фесалоникского правителя как императора и использовавшего потому в хрисовулах обозначавшие собственную персону эпитеты «моя царственность» и «владыка». Данный титул использовался в хрисовулах также Михаилом II, не оставлявшим стремления вернуть политическое влияние царства. При этом следует отметить, что использование титула полностью независимо от использования того или иного варианта родового имени. Есть только два случая, когда титул «царь и самодержец» или словосочетание «моя царственность» полностью совпадает с употреблением двух родовых имён Комнин Дука. Речь идёт о хрисовулах Феодора I Керкирской митрополии 1228 г. и Михаила II Константину Малиасину.

Представленные родовые имена и титулы, используемые эпирскими правителями, в большинстве своём значительно отличаются от принятых в предшествующий период формул. Традиционный формуляр подписи, характерный для большинства византийских хрисовулов и состоявший из указания на имя правителя, формулы «во Христе верный император и самодержец ромеев» («ἐν Χριστῷ τῷ Θεῷ αὐτοκράτωρ Ῥομαίων καὶ πιστὸς βασιλεὺς») и указания на родовое имя и характерный для большинства византийских хрисовулов[86], встречается только в жалованных грамотах Феодора I 1228 г. При том в одном из них, хрисовуле митрополии о. Корфу, используется два родовых имени, в то время, как в жалованных грамотах XI — XII вв. — одно[87]. Остальные грамоты, принадлежащие Михаилу I и Михаилу II, содержат значительно более краткое обозначение правителя, состоящие только из указания на родовое имя и иногда эпитета «деспот». В хрисовулах, пожалованных правителями Никейской империи, использовалась уже упоминавшаяся традиционная для XI — XII вв. формула[88]. Впрочем, в некоторых случаях, в никейских документах, так же как и в эпирских, указывалось более одного родового имени. Так, в хрисовуле Михаила Палеолога, предоставленном в 1259 г. монастырю св. Марии на о. Хиос, указано сразу четыре родовых имени императора: Дука, Ангел, Комнин, Палеолог[89]. Как представляется, данные тенденции являются частью одного и того же процесса, происходившего в области репрезентации правителя. Укрепление родственных связей между тремя крупными семействами Комнинов, Дук и Ангелов, происходившее в XI — XII в. и формирование клановой структуры византийской политической элиты[90] привело к появлению достаточно сложных патронимов, объединяющих сразу несколько родовых имён. Этот процесс продолжился в XIII в., и достаточно ярко проявился в патрониме Михаила VIII, который носил сразу четыре родовых имени Комнин, Дука, Ангел, Палеолог[91]. Как показывает проведённое исследование, данный процесс затронул также Эпирское царство. Однако, важно подчеркнуть, что на западе Балканского полуострова патронимы правителя не получили изменений, как это было в Никейской империи. Эпирские правители использовали имена Дук или Комнинов, которые носили василевсы в предшествующий период, в то время как никейские императоры обладали патронимом Ласкрис или Ватац, используемыми вместе с родовыми именами Дук или Комнинов. Эта черта отличает образ эпирского правителя от образа никейского императора.

Упоминание о генеалогии эпирских правителей заключаются в том, что правитель представлен в документах как потомок Алексея и/или Мануила Комнинов, родственник Исаака II Ангела, Алексея III Ангела. При этом, наиболее часто они обращались к династии Ангелов и после, вслед за Алексеем III, — к династии Комнинов. Важно отметить, что данные упоминания представляли собой достаточно существенный аргумент в легитимации власти. Так, эта идея была чётко сформулирована в одном из писем Димитрия Хоматиана к патриарху Герману II. Охридский архиепископ, обосновывая законность коронации Феодора I Комнина Дуки, в качестве одного из главных аргументов назвал эпирского царя правнуком Алексея I Комнина[92]. Как представляется, именно указание на родственную связь, в первую очередь, должно было говорить о преемственности западногреческих правителей прежним императорам. Следующим шагом было подтверждение правителями Эпира, потомками и наследниками византийских императоров, прежних привилегий.

Однако вопрос в данном случае вызывает тот факт, что указание на родственные отношения с правителями династии Ангелов и Комнинов сочетается с использованием патронима Дука, как одного из главных родовых имен эпирских правителей.

Отчасти, ответ на него содержится в хрисовуле Михаила I, пожалованном венецианцам 20 июня 1210 г., где эпирский правитель представлен как сын севастократора Иоанна Дуки. Данные сведения дополняются информацией, содержащейся в легендах печатей и надисях на светских зданиях. Так, на печати Михаила I, его родовая принадлежность указана следующим образом: «Михаил, из цветущего рода Дук» (Μιχαὴλ ὁ τοῦ Δούκας... εὐθάλους κλάδου)[93]. В метрической надписи, сделанной на воротах Диррахия (крупного торгового города, расположенного на севере царства) около 1225 г., генеалогия Феодора I представлена так: «сын этот мужа счастливого Иоанна севастократора, носящего цвет порфиры, / Феодор Дука Комнин, величайший в сражениях» («Παῖς οὗτος ἀνδρὸς εὐτυχοῦς Ἰωάννου σεβαστοκρατοροῦντος, ἄνθου πορφύρας / Θεόδωρος, μέγιστος ἐν στρατηγίαις Δούκας Κομνηνός»)[94]. Сопоставление данных сведений с указаниями на родство с династиями Комнинов и Ангелов, представленными в актовом материале, показывает, что эпирские правители представляли свой род как отдельную ветвь династии Ангелов. При этом, использование указаний на родственные отношения с тремя династиями можно рассмтривать, на наш взгляд, как проявление процесса формирования клановой структуры высшей знати, в котором родство с представителями несколькиз династий становилось необходимым условием для признания легитимности власти правителя.

Следует также отметить, что внутри династии эпирских Дук также наблюдается преемственность. Так Михаил II Дука в хрисовуле, пожалованном купцам Рагузы, говорит о подтверждение привилегий, предоставленных его отцом «прославленным и великим отцом Михаилом Комнином Дукой». Кроме того, Михаил II сменил имя Константин, на имя своего отца, Михаила. Сам Михаил I в грамоте венецианцам обещал выполнение привилегий в период своего правления, а также в период правления своего преемника, Константина.

Упоминание о родственных отношениях встречается в документах XI — XII вв., когда речь идёт о подтверждении привилегий, предоставленных прежним правителем. Так, Исаак II Ангел, подтверждая предоставленные Мануилом Комнином генуэзцам привилегии, назвал предшествующего правителя «возлюбленным дядей» («περιπόθητος θείος»)[95]. В другом хрисовуле, где подтверждаются привилегии пизанских торговцев, предоставленные Алексеем и Мануилом Комнинами, Исаак II назвал основателя династии Комнинов «великим дедом» («προπάππος»)[96]. Указания на родственные отношения с предшествующими правителями встречаются в никейских хрисовулах. Так, подтверждая в 1251 г. хрисовулом привилегии монастыря Богородицы Лемвиотиссы, Иоанн III Дука Ватац упоминает своего предшественника, при котором происходило восстановление монастыря, и называет его «достохвальным правителем и дедом» («ἀοιδίμος αὐθέντος καὶ πάππος»)[97]. Имя правителя пропущено. Понять о ком точно идёт речь сложно: монастырь начал восстанавливаться при Иоанне III, согласно его хрисовулу 1228 г.[98]. Однако в данном случае нам важно, что данная фраза демонстрирует существование традиции в документах Никейской империи. Отчасти к изучаемому периоду можно отнести также хрисовул Михаила Палеолога, изданный вскоре после возвращения Константинополя под византийскую власть, в 1262 г., подтверждающий привилегии монастыря Богородицы Лемвиотиссы, которые были предоставлены Иоанном III Дукой Ватацем и Феодором II Ласкарисом. Первый из них назван дядей («θείος»)[99], второй — двоюродным братом («ἐξαδέλφος»)[100] императора. Как видно, указание на родственные отношения с предшествующими правителями являлась традиционной чертой хрисовулов, подтверждающих привилегии. Вряд ли её можно отнести к отличиям эпирских документов, как это делал Б.Т.Горянов.

Подводя итог изучению титулов, родовых имён и генеалогии эпирских правителей, проведённому на материале хрисовулов, можно сделать следующие выводы.

Эпирские правители использовали титул император, который был выражен в хрисовулах через традиционные формулы «в Иисусе Христе верный самодержец и император ромеев» и «моя царственность», или не употребляли никакого титула, довольствуясь эпитетом «деспот». Важным в этом отношение периодом стал 1227 г., когда произошла коронация Феодора I, после которой эпирские правители стали использовать титул император в подписываемых ими документах. Однако при этом правители царства продолжали пользоваться эпитетом «деспот», который применял Михаил I, не претендовавший на титул император. Сохранение старого способа говорит, на наш взгляд, о преемственности представителей династии Дук: преемники Михаила I, даже после заявления своих претензий на императорский титул, продолжали в некоторых случаях обозначать свою персону в жалованных грамотах по образцу, созданному первым правителем царства.

Патронимы Дука и Комнин Дука стабильно использовались правителями Эпирского царства, начиная от Михаила I, заканчивая Михаилом II, что также говорит о преемственности внутри династии, чётком осознание своей родовой принадлежности. При этом использование родовых имён в некоторых случаях было обусловлено процессом формирования клановой структуры знати в Византии, выражавшимся, помимо прочего, в использование императором нескольких родовых имён. Специфической чертой патронимов, используемых эпирскими правителями, стало обращение к именам Комнинов и Дук, что отличало их от никейских императоров, пользовавшихся, кроме данных патронимов, также родовыми именами Ласкарь и Ватац.

Говоря о генеалогии правителей, следует отметить, что эпирские Дуки стремились продемонстрировать родственные отношения с предшествующими правителями и тем самым доказать легитимность своей власти. При этом, как уже отмечалось выше, чаще всего они обращались к династии Ангелов и после, вслед за Алексеем III, — к династии Комнинов. Важно подчеркнуть, что эпирские Дуки, демонстрируя свою преемственность о предшествующих правителей, представляли свой род как отдельную ветвь семейства Ангелов, происходящую от Иоанна Дуки. На это указывают прямые отсылки к родству Феодора I от Иоанна Дуки, а также используемая на печати Михаила I надпись, говорящая, что её обладатель происходит из «цветущего рода Дук». Данное обстоятельство вместе с преемственностью, которая наблюдалась внутри династии, позволяет говорить о некоторой обособленности эпирских Дук.

В целом, репрезентация образа эпирского правителя в актовом материале, находясь в рамках официального формуляра актовых документов и испытывая, вместе с тем, влияние процесса, заключавшегося в формирование клановой структуры высшей знати, обладало своими специфическими чертами. Данные черты говорят об осознании и представлении эпирскими Дуками своего семейства как отдельного рода, что, на наш взгляд, стало одной из основ политической стабильности на западе Балканского полуострова и помогло правителям царства добиться крупных внешнеполитических успехов.

[1]

Успенский Ф.И.

Ahrweiler H.

Удальцова З.М.

[2]

Литаврин Г.Г.

[3]

Соколов И.И.

Hunger H.

Полуэктова О.С.

Angelov D.

Поляковская М.А.