В.Н.Ерохин. Значение религиозной Реформации в истории Западной Европы.

ЗНАЧЕНИЕ РЕЛИГИОЗНОЙ РЕФОРМАЦИИ В ИСТОРИИ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ

Религиозная Реформация XVI — XVII вв. — крупнейшее явление в истории западного христианства, которое придало его развитию новый импульс. Влияние Реформации сохранилось в ценностных и мировоззренческих ориентирах и установках западноевропейской культуры по сей день. Реформация оказала трансформирующее влияние буквально на все стороны общественной жизни — отношение к труду и экономическую мотивацию, политическую культуру общества, литературу и искусство, быт, семейную жизнь. В рамках христианской доктрины протестантизмом была произведена такая рекомбинация содержащихся в христианстве исходных посылок, что это преобразило христианскую религию, придало христианскому богословию динамизм, бóльшую, чем прежде, способность реагировать на культурно-исторические перемены, усилило внимание к личностному началу в христианстве.

В истории Европы периода Нового времени есть яркие примеры того, какое огромное преобразующее и активизирующее влияние оказывало принятие реформированной религии на историю страны. Так, в XVII веке принявшая лютеранство Швеция, которая ранее всегда была европейской периферией, заметно укоряет свое социально-экономическое развитие, начинает активно вмешиваться в большую европейскую политику. Швеция на первых ролях приняла участие в Тридцатилетней войне (1618 — 1648), став одной из важнейших опор протестантского военно-политического лагеря, и продолжала ещё и в начале XVIII века играть заметную роль в международных отношениях. После поражения Швеции в Северной войне (1700 — 1721), где небольшая страна и не могла победить располагающую колоссальным потенциалом Россию, энергия и духовный потенциал шведского народа были обращены на совершенствование условий жизни в собственной стране. В результате, в XIX — XX вв. Швеция и другие скандинавские страны, принявшие реформированную религию, лютеранство, превратились в один из самых благополучных в социально-экономическом отношении регионов Европы.

Вплоть до конца XVII века одну из главных ролей в западноевропейской и мировой экономике играли кальвинистские по вероисповеданию Нидерланды. Промышленный переворот в Западной Европе первым по времени совершился в протестантской Англии. Подобного рода пример представляет собой также история протестантской Пруссии, которая к середине XIX века стала превращаться в главную силу Центральной Европы. Именно протестантская Пруссия решила стоявшую веками задачу политической централизации и объединения Германии в борьбе с не сумевшей добиться этого католической Австрией. Попутно Пруссия в ходе этих событий разгромила в 1870 — 1871 гг. Францию — ещё одну крупнейшую европейскую и тоже католическую, державу. В результате, у современников к 70-м годам XIX века даже стало складываться ощущение, что протестантские страны начинают олицетворять в истории Европы всё динамичное и прогрессивное, а католические — отсталое, инертное, не способное своевременно реагировать на требования времени.

Особенно это касалось женщин, которым сложно было сосредоточиться и сконцентрировать внимание при изучении необходимых на производстве технических инструкций. Как оказалось, лучше обстояло дело там, где работницы «получили специфически религиозное воспитание, в частности, где они вышли из пиетистских кругов... именно работницы этой категории наиболее восприимчивы к обучению новым техническим методам. Способность к концентрированному мышлению, а также приверженность идее "долга по отношению к труду" сочетаются у них со строгой хозяйственностью, и всё это», по словам М. Вебера, «необычайно повышало производительность труда» [1]. Эти примеры из истории принявших религиозную Реформацию европейских стран и образцы новой психологической мотивации труда, характерные для протестантского мировоззрения, дают представление о том, какую важную роль сыграло распространение протестантизма в европейской истории Нового времени.

Наряду с этим, также чрезвычайно важно отметить идейное влияние протестантизма на развитие других направлений в христианстве. Можно сказать, что католицизм и православие тоже изменились после появления протестантизма на исторической сцене. Особенно это касается католицизма, в рамках которого Контрреформация была прямым ответом на исторический вызов протестантизма. В результате, католическая церковь избавилась от наиболее предосудительных практик и перестала, в частности, прибегать к продаже индульгенций. Но не прошло бесследно появление протестантизма и для православия. Протестантские теологи либерального направления в XIX в. создали так называемую библейскую критику, признанную, в итоге, и католическим, и православным богословием.

Исследователи эпохи Реформации отмечают, что возникновение протестантизма следует рассматривать также и как следствие того, что к началу XVI века в Западной Европе среди монархов усилилась тенденция отстаивать, прежде всего, свои национально-государственные интересы. В условиях формирования абсолютной власти все менее терпимым для монархов становилось положение, при котором в государстве существовала экстерриториальная по своему статусу структура, какой была католическая церковь, поскольку руководивший её деятельностью центр находился в Риме. Укрепившаяся королевская власть стремилась к тому, чтобы и церковные структуры в государстве подчинялись светской власти. Монархи искали благовидные предлоги, чтобы ограничить размеры материальной собственности церкви. Влияние этих материальных причин не в последнюю очередь способствовало тому, что выступление Мартина Лютера 31 октября 1517 года с 95 тезисами против индульгенций поддержал саксонский курфюрст Фридрих Мудрый (1486 — 1525), чьим подданным был Лютер. В лютеранской реформации церковь была поставлена под контроль светской власти, церковная собственность была секуляризирована и перешла в распоряжение государственной власти. Подобным же образом главой англиканской церкви и распорядителем её имущества стал монарх: в 1534 году король Генрих VIII Тюдор (1509 — 1534) разорвал церковно-административные связи с Римом, и парламент провозгласил короля главой Церкви Англии, что сохраняется по настоящее время. В кальвинистской Женеве церковные дела решались совместно городским советом и кальвинистской консисторией: был найден способ организации тесной связи церковной и светской властей друг с другом.

Возрастающее влияние светских лиц в религиозной общине было характерной чертой всех направлений в протестантизме. Соответственно, и церковные организации в протестантских странах стали приобретать национальный характер. Как выявилось, в раннее Новое время религиозная доктрина стала активно использоваться как средство национальной самоидентификации в формировавшейся системе международных отношений в Западной Европе [2]. В некоторых направлениях протестантизма, особенно в пуританизме, его приверженцы стали ощущать себя по библейскому образцу новым «избранным народом», которому открылась на следующем этапе истории человечества божественная истина. В пуританизме особенно заметен этот проявившийся в протестантизме национализм, приобретавший мессианские черты. Носители таких взглядов начинали всерьёз воспринимать себя как лучшую часть человечества, имеющую право и даже обязанность поучать остальные народы и государства, как им дальше жить в этом мире. Те же народы, которые не прислушивались к подобного рода поучениям, рассматривались не просто как противники, но ещё и как враги божественной истины, в борьбе с которыми возможны и оправданны силовые, военные методы воздействия.

Религиозная мотивация и обоснование действий на арене международной политики с опорой на религиозные аргументы фактически не ушли полностью даже из современных международных отношений, и характерно это не только для государств Востока. При всех разговорах, идущих ныне в мире о том, что характер международных отношений изменился, возросли гарантии безопасности, ведущие государства в мире по-прежнему в случае необходимости для защиты того, что они считают своими национальными интересами, без предупреждения прибегают к силовому решению конфликтов. Не последнюю роль в таком подходе играет позиция США, причем в объяснении мотивов, предлагаемом мировому общественному мнению и, особенно, внутри страны, американские администрации до сих пор прибегают к помощи религиозных мотивировок, отстаивая представление о мессианской роли Америки в мире.

Такое понимание миссии Америки стало формироваться ещё у английских пуритан и их потомков, воспринимавших переселение на североамериканский континент как исход евреев из плена египетского, и считавших себя народом, избранным Богом, а поэтому наделённым правом принимать решения по внушению свыше. Так, американский историк Л.Райт приводит одну из историй из жизни английских поселенцев в Новом Свете, в Милфорде, штат Коннектикут. История эта в высшей степени показательна для характеристики умонастроений пуритан, переселившихся в Америку. При расселении в штате Коннектикут поселенцы столкнулись с местными индейцами и почувствовали некоторую моральную озабоченность тем, как им поступить в отношении занятых индейцами земель. Они решили обсудить ситуацию, собрали общий сход и приняли следующее постановление: 1) вся земля принадлежит Богу; 2) Бог может предоставить землю своим святым; 3) но мы ведь и есть святые; 4) следовательно, земля принадлежит нам. Пуританские священники, как пишет Л.Райт, были пропагандистами империи. Один из них, Ричард Хэклют (1551 — 1616), испытал «мистическое обращение к географии» и стал проповедовать, как пишет Райт, «такую "георелигию", перед которой будет "бледно выглядеть" любая геополитика, в том числе и немецкая, обосновывавшая необходимость мировых завоеваний для Германии. Пуританские же священники обосновывали Словом Божьим то, что Англия имеет права на владение новым континентом, на леса и гавани Виргинии и Бермуд. У большинства американцев нет ни политических, ни религиозных сомнений в том, что их страна должна играть решающую роль в принятии решений в современном мире» [3].

Ещё одна отмечаемая историками черта пуритан — их крайняя навязчивость, и эта черта тоже мотивируется естественным и логичным образом, поскольку они считают, что обладают верным толкованием Св. Писания, знанием истины, так что грех не сообщить эту истину окружающим, нужно и их жизнь исправить в соответствии со Словом Божьим. Как пишет современный американский историк У.Хант, те, кто чувствует себя избранными, не дадут спокойно жить и другим. По его мнению, характерная черта пуританина — вмешиваться в жизнь других с целью её исправить, потому что «человек безупречного личного поведения, который, тем не менее, не возражает пьянству соседа в воскресный день, или его блуду на сеновале — не пуританин, пуританин не должен думать только о личных делах. Поэтому вполне естественным для пуританского мироощущения было стремление навязать свои образцы поведения всем окружающим» [4].

Такая установка может использоваться в самой различной политической практике. В 1960-70-е годы США стали активно вести кампанию за соблюдение прав человека в мире, но преимущественное внимание уделяли тем странам, которые были их политическими противниками, и они стремились уязвить такие страны пропагандистским путём. В то же время, от своих союзников США не требовали соблюдения прав человека столь настойчиво. Такая практика продолжает использоваться в международных отношениях и по сей день — в начале XXI века американская дипломатия прибегает все к тем же уловкам в пропагандистском воздействии на те страны, которые отказываются уступать давлению со стороны США. В результате, оккупация той или иной страны (как, например, Ирака в 2003 году) вполне серьёзно может начать преподноситься как её освобождение от власти тирана и установление наилучшей, наиболее эффективной политической организации по западному, американскому образцу, несмотря на культурно-исторические особенности подчинённого общества.

Наряду с этими аспектами протестантизма, английский пуританизм способствовал и выработке некоторых ценных личных качеств, эффективных общественных институтов. Американский историк А.Симпсон, например, попытался оценить вклад пуританизма в английскую политическую традицию. Прежде всего, отмечает он, пуритане испытывали недоверие к любой неограниченной власти, считая, что человек — слишком грешное существо, чтобы ему доверять. Они исходили из идеи Ж.Кальвина о том, что после грехопадения природа человека полностью испорчена, и он не способен без помощи Божественной благодати на добрые дела. На этом строится идея необходимости сдержек и противовесов в функционировании политической системы, впервые в мировой практике зафиксированная в конституции США 1787 года — здесь три ветви власти, законодательная, исполнительная и судебная, контролируют друг друга, имея право приостановить исполнение решения, принятого другой ветвью власти. В результате, действует механизм, построенный на недоверчивости одного человека к действиям другого, и это оказывается продуктивнее, чем любые благие намерения — предоставление кому-либо никем не контролируемых и не сдерживаемых полномочий, как нередко случается на практике, бывает, оборачивается бесконтрольными злоупотреблениями. Система сдержек и противовесов как политический и правовой механизм, таким образом, имеет также в своём происхождении религиозные по происхождению истоки — влияние кальвинизма.

Современники периода активности пуританского движения в Англии в конце XVI — XVII вв. и позднее историки обратили также внимание, что события Реформации, а далее и Английской революции середины XVII века, привели к тому, что обратившиеся в протестантизм англичане, в том числе и на основе регулярного чтения Библии, стали более рассудительными. Властям, священникам стало труднее навязать народу необоснованные мнения. Пуританизм развил в народе навыки самоуправления, внёс большой вклад в образование — для чтения Библии нужна была грамотность, и таким путём можно было попытаться узнать, принадлежишь ли ты, с кальвинистской точки зрения, к числу избранных. В пуританской морали, считает A.Симпсон, были и отталкивающие черты, но, в целом, неплохо иметь прививаемые пуританами привычки к честности, рассудительности, ответственности, трудолюбию. Пуритане усилили также моральный элемент в политике, так что в современном мире в европейских культурах политических деятелей стали оценивать ещё и с моральной точки зрения, что, при всех практических сложностях такого подхода, в целом всё же привело к гуманизации политики [5].

Важным следствием протестантизма было и то, что тезис лютеранства об оправдании только верой усилил личностное начало в человеке, содействовал развитию способности к самоорганизации, общественному самоуправлению. Ещё более эти установки в протестантизме усилил кальвинизм. В результате, в общественной жизни стала укрепляться сфера, не регулируемая непосредственно государством. Изменилось и понимание права — стало утверждаться представление о том, что у человека могут быть не только обязанности, но и неотчуждаемые, неотъемлемые права. Потенциально, протестантизм открывал большой простор личной инициативе человека. Было разрушено также и отрицательное средневековое отношение к ростовщичеству, сдерживавшее развитие капитализма.

Историками обычно отмечается также роль протестантизма в формировании идеологии либерализма. Под влиянием Реформации открылись возможности более терпимого отношения к выразителям мнений, отличных от традиционной ортодоксии. Тем не менее, вклад протестантизма в формирование либерализма не был прямым и непосредственным. Исходно протестанты проповедовали веротерпимость фактически лишь для себя, требуя свободы выражения своих религиозных взглядов, и отнюдь не были терпимыми к религиозным взглядам других — они считали истинным только собственное мнение, так что истина, в их понимании, могла быть только одна, никакого религиозного плюрализма они не признавали. Распространение веротерпимости вообще обычно является следствием упадка веры, продуктом религиозного индифферентизма, и терпимость возникает тогда, когда уже приостыли страсти. Для полной победы либерализма и капитализма в западном обществе были необходимы рационализация религии, ослабление эмоционального отношения к религиозным установлениям и требованиям, за чем последовали ослабление религиозного контроля и упадок религиозного энтузиазма. Так что либерализм был, в известном смысле, ненамеренным следствием протестантизма [6].

Большинство исследователей склоняются к мнению, что религиозная терпимость утвердилась, в известном смысле, как способ самосохранения в обществе, где живут представители разных религиозных групп и деноминаций, для предотвращения конфликтов. Широко пропагандируемая ныне в европейских культурах политика толерантности появилась как прямой результат и следствие влияния Реформации. Понимание необходимости прекращения разрушительного противостояния между католиками и протестантами пришло лишь на фоне осознания катастрофических последствий религиозно-политической борьбы в годы Тридцатилетней войны (1618 — 1648), после которой религиозно-политические группировки, существовавшие в Западной Европе, отказались от намерения искоренить друг друга. В то же время, надо учитывать, что начавшая после этого формироваться в Западной Европе политика толерантности не приводила к преодолению национальных и религиозных разногласий, лишь придавая этим разногласиям определеённые правовые рамки, которые в условиях новых конфликтов могли быть и нарушены.

Православные мыслители и богословы, размышляя над протестантскими богословскими доктринами, выявили те следствия, к которым ведёт принятие протестантизма. Один из важнейших, базовых постулатов протестантизма — опора на священное Писание во всех суждениях на богословские темы, в вопросах церковной жизни. В отличие от протестантизма, католицизм и православие видят полноту Откровения не в Писании как таковом, а в единстве Писания и Предания. В конечном счёте, реальность христианства удостоверяется для православного и католика не Библией как книгой и текстом, а таинственной реальностью Церкви, включающей в свою жизнь также и Священное Писание. Православная церковность — это не односторонняя деятельность ума: по словам известного современного православного писателя А.Кураева, «Христос завещал нам Себя Самого, а не набор книг. А значит, и последующую жизнь христианства нельзя свести лишь к Писанию» [7]. Христианская жизнь — это не только усвоение содержания «рекомендованного списка литературы», в ней непременно важна практическая сторона, регулируемая, в том числе, и Церковным Преданием, Традицией. Эти компоненты представляют собой коллективный разум Церкви, отсеивающий случайное, ложное, и обычно предотвращающий возможность того, что чья-то индивидуальная причуда начнёт играть регулирующую роль в церковной жизни.

Протестантизм же выдвинул принцип опоры на одно лишь Писание, вразрез с церковной традицией: так, например, в Никео-Константинопольском Символе веры предметом веры (наряду с тремя ипостасями Святой Троицы) названа не Библия, а Церковь, живая и одновременно тождественная себе на всём протяжении времён, правомочная держательница Писания и Предания. Аврелий Августин (354 — 430) в своё время говорил, что для него не Евангелие ручается за правомочность Церкви, но Церковь — за правомочность Евангелия.

Когда, в соответствии с протестантским подходом, богослов имеет перед собой Писание, принципиально не опосредованное Преданием, он оказывается перед дилеммой: если он избирает свободную интерпретацию текста, эта свободная интерпретация наедине с Писанием не имеет пределов и может просто уводить его от веры, даже весьма широко понимаемой; если же он стремится сохранить основания своей веры незыблемыми, он не имеет иного выбора, как отождествить эти основания просто с буквальным пониманием библейского текста, опять же, в отрыве от какой-либо сложившейся традиции, в разрыве с церковным Преданием. То есть, произвольны оба варианта. Это не означает, что все протестантские теологи непременно приходят к крайностям гиперкритицизма или фундаментализма, однако эти крайности сущностно важны для облика протестантизма, поскольку каждая из них является в контексте протестантизма не случайным искажением, каким была бы в ином построении аргументации, но содержательным логическим пределом одной из заложенных в протестантизме тенденций. Эти тенденции не встречают в протестантизме для своего развития тех препятствий в виде опоры на Церковное Предание, которые были бы неизбежны в католицизме и православии.

Протестантизм, наряду с усилилением в христианской доктрине рационального, личностного начала, поощрения в христианине обязательного, необходимого для сознательного верующего размышления и постоянной рефлексии, в результате пришёл к тому, что уже среди новых поколений его адептов, продолжают возникать протесты по поводу всего, с их точки зрения, необоснованного и нерационального в церковной жизни. Эти новые «протесты» влекут за собой дальнейшее организационное дробление протестантизма, которому не видно конца. В истории протестантизма выделяют старые деноминации, возникшие в эпоху Реформации (лютеранство, кальвинизм, Церковь Англии), и протестантские новообразования более позднего времени, которые по своему характеру являются, по сути дела, сектантскими группировками. Эти новые деноминации чаще всего называют неопротестантизмом.

Современный неопротестантизм, по признанию большинства исследователей, слишком далеко заходит в своей адаптации к секулярной системе ценностей. Это характерно, в определённой мере, и для всего протестантизма. В этом есть и положительные моменты, когда происходит христианское осмысление явлений современной жизни, и это необходимо было бы взять на вооружение всем христианским исповеданиям, в том числе и православию. Налицо, однако, и несомненные крайности. Сильное на Западе, особенно в США, феминистское движение требует абсолютного равенства мужчин и женщин в Церкви, права для женщин, вопреки всей Церковной Традиции, быть рукополагаемыми в священнический и даже епископский сан, что уже стало реальностью, например, с 1992 года в Церкви Англии. Более того, на Западе возникла и феминистская теология, рассматривающая проблемы церковной жизни сквозь призму женского сознания и требующая полного экклезиологического равенства между мужчинами и женщинами.

В неопротестантской среде прижились даже требования, выдвинутые в ходе «сексуальной революции», особенно, связанные с необходимостью защиты прав сексуальных меньшинств. Отстаивается не только необходимость милосердного и терпимого отношения верующих к лесбиянкам и гомосексуалистам в своей среде и вне её, что ещё возможно было бы отстаивать, в соответствии с принципами традиционной христианской этики, хотя половые извращения в христианской среде всегда оценивались негативно. Но, более того, отстаивается духовное и экклезиологическое равенство представителей «сексуальных меньшинств», подразумевающее, в том числе, и право лесбиянки быть рукоположенной в священники, право пары гомосексуалистов освятить свой брак в церкви наравне с христианским браком. Ординация (возведение в сан священника) женщин в Церкви Англии сразу оттолкнула от неё поддерживавших с ней экуменические контакты православную и католическую церкви. Рационалистические и секуляристские тенденции, характерные для протестантизма, находят в этих явлениях свое предельное, но, что показательно, логичное выражение, демонстрируя, куда может вести чистая логика, не регулируемая Церковным Преданием, Традицией. Но протестантизм как направление возникал, в том числе, как раз на разрыве с прежней традицией.

Ярый антитрадиционализм, проявляющийся в сектантском неопротестантизме, как видно, может быть неоднозначным и даже разрушительным по своим последствиям. В этих новейших тенденциях в современном протестантизме налицо и предельное выражение религиозного индифферентизма, безразличия — продукта наивысшего развития веротерпимости. Присущая протестантизму рационалистическая, волюнтаристская сторона в своём развитии приводит к тому, что в последние десятилетия продолжают появляться всё новые и новые протестантские течения и секты, так что порой становится особенно заметно, как много в неопротестантизме связано с человеческим самолюбием и стремлением к самоутверждению. За такое самоутверждение и самолюбование критики протестантизма упрекали уже Мартина Лютера.

Вебер М.

Маграт А.

Wright, L.

Hunt, W.

Simpson, A.

Walzer, M.

Кураев, А.