ЮРАСОВ
Михаил Константинович
Доктор историчеcких наук, ведущий научный сотрудник Центра истории Древней Руси Института российской истории РАН.
|
С Т Р А Н Ы И Н А Р О Д Ы
Складывание представлений о родстве венгров и гуннов в Средние века
М.К.Юрасов
Средневековые европейские книжники для прославления героических предков своего народа приводили красивые этногенетические легенды, согласно которым, народ этот произошёл от одного из «просиявших» в истории человечества древних великих этносов или этнических групп. Наиболее ярким тому примером является имевшая большую популярность в средневековой Франции легенда о происхождении французов от древних троянцев. Сказания такого рода, появлявшиеся ещё на уровне этнического самосознания, подготавливали почву для развития национального самосознания в ранее Новое время.
В тех же государствах Европы, что создали потомки «варваров», жившие за пределами бывшей Римской империи и не испытавшие сильного влияния античной идеологии и культуры, было распространено прославление подвигов своих предков, где подчёркивалась их храбрость в борьбе с римлянами и другими великими народами древности. Венгры являются одним из ярких тому примеров. Начавшие с рубежа IX — X вв. освоение своей постоянной (и нынешней) родины, они до середины Х в. соревновались с норманнами в том, кто представляет бóльшую опасность для Западной, Центральной и Южной Европы, а после сокрушительного поражения от войска германского короля Оттона I в 955 г. на Лехском поле венгры ещё 15 лет терзали своими нападениями Болгарию и северо-западные области Византии. Лишь разгром византийским императором Иоанном Цимисхием (969 — 976) собранной киевским князем Святославом Игоревичем (нач. 960-х — 972) русско-болгарско-печенежско-венгерской коалиции в 970 — 971 гг. знаменовал окончание «эпохи разбойных нападений» (kalandozások), каковое название закрепилось за ней в венгерской исторической науке.
Венгры, исконная прародина которых находилась в бассейне Средней Оби, проделали долгий и многоэтапный путь к обретению своей нынешней родины. В отличие от других кочевых народностей, регулярно приходивших из-за Волги в степи Восточной Европы (аваров, печенегов, торков, половцев), венгры сумели не только сохраниться как этнос, но и создать одну из сильнейших держав средневекового католического мира, успешно противостоявшую попыткам двух соседних империй (Германии и Византии) поставить её в вассальную зависимость. Этому в немалой степени способствовало появление уже у кочевых венгров развитого этнического самосознания.
Это засвидетельствовано арабскими географами раннего Средневековья. В.П. Шушарин, опираясь на данные Ибн Русте (относимые исследователями к 870 — 880-м гг.), установил, что уже тогда народ «ал-маджгарийа» (мадьяры) считали себя равными хазарам и «румам» (византийцам), а к восточным славянам относились как к данникам и объекту для регулярных нападений с целью грабежа и поставки пленников на невольничьи рынки крымских владений Византии. Поскольку Хазария и Византия были в то время великими державами (первая — кочевого, вторая — христианского мира), признание Венгерским союзом племён своего статуса равным международному престижу Хазарского каганата и Византийской империи означало проявление у правящей верхушки венгерских племён элементов имперского мышления.
Формированию этих элементов способствовали не особые «политические качества», якобы отличавшие венгров от других современных им кочевых объединений, а их особая судьба в качестве насельников «Внешней Хазарии». Постепенно перемещаясь сначала в южном, а затем в западном направлении по окраинным землям, подконтрольным Хазарскому каганату, венгры оставались в стороне от междоусобиц, время от времени вспыхивавших на основной территории Хазарии. Их подвластность кагану была чисто формальной (за исключением 858 — 861 гг.), что позволило венграм установить непосредственные экономические связи с Византией. С точки зрения темы настоящей работы важно то, что в рассматриваемых сведениях нет никаких намёков на то, что элементы имперского мышления у венгров в IX в. базировались на их родстве с гуннами. Можно с большой долей уверенности утверждать, что кочевые венгры того времени ничего не знали о гуннах и их великом «короле» Аттиле.
Древнейшее достоверное упоминание о венграх содержится в хронике Продолжателя Георгия Амартола (Симеона Логофета), в отрывке, где описываются события, одним из участников которых был будущий основатель Македонской династии византийских императоров Василий I (867 — 886). В этом недатированном рассказе венгры упоминаются под этниконами Οὔγγροι (= унгры), Οὔννοι (= унны), а также Τοῦρκοι (= турки). Судя по контексту повествования хрониста, это был один народ — венгры, для которых в то время (ок. 837 г.) византийские книжники ещё не установили единого этникона.
Для византийских источников характерно называние их авторами современных им «варварских» народностей античными или раннесредневековыми этниконами. При этом «ромейские» книжники особо не задумывались о том, о каких именно «северных варварах» они пишут. Д. Моравчик составил сводку таких этниконов (атакже этнонимов), упоминаемых в дошедших до нас византийских письменных памятниках, пытаясь выяснить, как одно и то же название народности понималось у разных греческих авторов. Что касается этникона Οὔννοι, то Д. Моравчик различает 20 различных народностей, которые так обозначались.
На 15-м месте в этом списке, составленном по хронологическому принципу, стоят венгры, что подчёркивает достаточно поздний перенос на них этникона Οὔννοι. Среди византийских авторов Х в. под «уннами» бесспорно понимает венгров Лев Диакон (до. 950 — ок. 1000). При этом он не поясняет читателю, что под этим этниконом следует иметь в виду «унгров» или «турок», как называли мадьяр другие византийские писатели, он просто называет гуннов скифским народом. Лишь путём сравнения сведений Льва Диакона с материалами других источников можно сделать однозначный вывод о том, что в его «Истории» под «уннами» понимается венгерское воинство. Также о «гуннском» войске пишет в своей «Алексиаде» Анна Комнина (1083 — 1153), подразумевая под этим венгров или узов (торков).
Наименование венгров «турками» наиболее отчётливо проявляется в трактате «Об управлении империей», написанном императором Константином VII Багрянородным (945 — 959) между 948 и 952 гг. для своего сына и наследника — будущего Романа II (959 — 963). В этом сочинении венгры называются исключительно «турками», и этот этникон просвещённый император не распространяет на собственно тюркские народы. С точки зрения темы настоящей работы интересен тот факт, что в рассматриваемом трактате гунны не упоминаются, несмотря на то что здесь имеется описание процесса избрания (ещё во время пребывания венгерских племён в Восточной Европе) Арпада первым верховным вождём Венгерского союза племён, в легитимации которого большую роль сыграли послы хазарского кагана. Рассказ об этом, опирающийся на сведения венгерских информаторов середины Х в., рисует более реальную картину объединения семи венгерских племён в единое этнополитическое образование, чем изложенные средневековыми венгерскими хронистами сказания, призванные не просто подчеркнуть героическое прошлое мадьярского этноса, но и предать полному забвению свидетельства о нахождении протомадьяр под властью хазарских каганов.
В эпоху «разбойных нападений» (конец IX в. — 970 г.) венгры оставались закоренелыми язычниками, и их знания о прошлом своей народности базировались исключительно на материале устного народного творчества. В их исторических преданиях, приводимых в средневековой венгерской хронистике, нет даже намёков на то, что они когда-то составляли с гуннами единый этнос или два близкородственных этноса. Венгрию того времени делил на две неравные части Дунай, бывший в первые века н. э. частью северной границы Римской империи. Здесь было мало городов (центров латинской образованности), но много бывших мест базирования легионов и пограничной стражи.
Хотя в последней четверти Х в. начался процесс христианизации Венгрии, сопровождавшийся распространением западноевропейского, прежде всего немецкого, влияния, латинская книжность, а значит и античное наследие, приживались в Венгерском королевстве очень медленно. С большим трудом шло и укоренение христианства в сознании большинства местного населения, о чём свидетельствуют два мощных языческих восстания 1046 и 1060 гг. Всё это в сочетании с активным противодействием с 40-х годов XI в. попыткам правителей Священной Римской империи сделать венгерских королей своими вассалами способствовало сохранению у населения Венгрии знаний о героическом прошлом своих предков на уровне народных преданий, без соотнесения их со сведениями античных писателей и книжников раннего Средневековья.
Возникновение Венгерского королевства в 1000/1 г. не могло не дать нового стимула для развития имперской идеи при дворе Арпадов, но оно проходило прежде всего в русле поиска доказательств «богоизбранности» Иштвана I Святого (997 — 1038), которому Господь помог подчинить своей власти местных правителей-сепаратистов. Последние либо были язычниками, либо (по официальной версии) приняли христианство чисто формально, причём восточного обряда (византийское), в то время как официально Венгрия была крещена западными миссионерами. Во время создания венгерской государственно-политической доктрины активно разрабатывалась идея о божественном происхождении королевской власти, поэтому тезис о том, что прародителем правящей династии Арпадов был великий король гуннов Аттила (ум. в 453) появился лишь полтора века спустя.
Между тем, жестокие разорения венграми государств Центральной, Западной и Южной Европы с рубежа IX–X вв. до 955 г. способствовали появлению у образованной части населения опустошаемых земель ассоциативного отождествления венгров с «варварами» ушедших эпох, которые на некоторое время пропали со страниц истории, но, восстановив силы после нанесённого им поражения, вернулись, чтобы продолжить опустошать территории бывшей Римской империи. Уже в Х в. их сравнивали с разгромленными Карлом Великим (768 — 814) аварами, но к середине следующего столетия в западноевропейской хронистике крепнет убеждённость в том, что гунны и древние венгры — один народ.
Основание для отождествления гуннов с древними венграми дало раннесредневековым книжникам именно созвучие этнонима гуннов и этникона венгров в использовавшейся ими литературе. Исследователи пока не могут исчерпывающе объяснить перенесение на средневековых венгров этнонима одного из племенных союзов древнеболгарских племён — оногуров. Хотя оногуры в IX в. исчезают со страниц истории, их этноним стал этниконом венгров. Сначала появилась его латинская форма Hungarus (pl. Hungari), из которой возникли названия венгров в современных европейских языках: англ. Hungary, фр. Hongrois, нем. Ungarn и т. п., а также древнерусское оугри/угри.
Впервые употребил выражение «гуннам, которые и венгры» (Hunis, qui et Ungri) автор Эберсбергской хроники, которым, скорее всего, был аббат Вильрам (1048 — 1085). Данный тезис явно возник в результате «научных разысканий» книжников того времени. Первое свидетельство об отношении венгров к «гуннскому наследию» относится ко второй половине XI в. Его сохранил немецкий источник — Анналы Ламберта Херсфельдского, написанные в 1077 — 1078/9 гг. Здесь под 1071 г. приведён небольшой рассказ о том, как любимец германского императора Генриха IV (1056 — 1106) Лиутпольд из Мерзебурга «нечаянно упал с лошади и, напоровшись на собственный меч, тут же испустил дух». Далее хронист сообщает, что «это был тот самый меч, которым знаменитый некогда король гуннов Аттила свирепо орудовал на погибель христиан и при уничтожении Галлии. Королева Венгрии, мать короля Соломона, подарила его баварскому герцогу Отто, после того как король при его совете и поддержке восстановил на отцовском троне её сына». После этого Ламберт перечисляет лиц, которые владели этим страшным мечом, прежде чем он попал к Лиутпольду.
Хронист в данном случае отталкивается от событий 1063 г., когда вдовствующая венгерская королева Анастасия (?) Ярославна, бежавшая вместе с сыном Шаламоном в 1060 г. в Германию, добилась от императора Генриха военной помощи, благодаря которой Шаламон вернул корону св. Иштвана в 1063 г. На основании рассматриваемого рассказа немецкого хрониста трудно сказать, насколько в то время в Венгрии признавалось гунно-венгерское родство, но о том, что Венгерское королевство расположено на землях, некогда являвшихся политическим ядром великой Гуннской державы, Арпады и их окружение, несомненно, уже имели представление.
Иначе думает венгерский исследователь Андраш Рона-Таш: Передача «меча Аттилы» дочерью Ярослава Мудрого германскому императору «указывает на то, что в середине XI века предание о происхождении венгров или, по крайней мере, их правящей династии от гуннов составляло естественную часть их мировоззрения, этногенетическую теорию. которая позже был подробно разработана в венгерских хрониках». В цитируемой работе А. Рона-Таш опирается в своих рассуждениях на сведения т. н. Именника болгарских ханов, где под № 1 записан Авитохол, в котором многие исследователи видят Аттилу. Кроме того, А. Рона-Таш считает, что, поскольку этникон венгров «хунгары» происходит от этнонима «оногуры», то представления о гунно-венгерском родстве могли возникнуть во время совместного проживания венгерских и болгарских племён в VII в. в степном поясе Восточной Европы.
Это утверждение представляется явным преувеличением. С большим трудом верится в то, что историческая память средневековой венгерской народности сохранила сведения о нахождении протомадьяр в одной территориально-политической общности с протоболгарами-оногурами. Ведь венгерские племена после этого кочевали в Волго-Камском междуречье, откуда перебрались в VIII в. на северо-западную окраину «Внешней Хазарии», откуда в начале IX в. ушли в Северное Причерноморье, оставив которое на рубеже IX–X вв. под натиском печенегов, они, наконец, обрели постоянную родину на Среднем Дунае. Получается, что, контактируя в течение нескольких столетий с оногурами, волжскими булгарами, хазарами, аланами, печенегами, протомадьяры сохранили в своей исторической памяти убеждённость в том, что они — потомки гуннов. Кстати, Именник болгарских ханов, на который опирается А. Рона-Таш в своих рассуждениях, даёт генеалогию правителей Дунайской Болгарии, начиная её с Авитохола (Аттилы?), с которыми протомадьяры, по крайней мере до начала IX в., контактов не имели.
Более осторожно к оценке степени распространения в Венгрии в описываемое Лампертом Херфельдским время представлений о том, что мадьяры являются потомкам гуннов, подходит Дюла Кришто, призывающий к внимательному изучению текста немецкого хрониста в поисках ответа на вопрос: «были ли венгры теми, кто описал себя происходящими от гуннов в 1060-х гг., или это всего лишь то, что хронист Ламперт связал меч венгров с Аттилой?». После перечисления владельцев «меча Аттилы», предшественников несчастного Лиутпольда, хронист помещает легенду о происхождении этого меча, явно почёрпнутую в «Деяниях гетов» Иордана, на что также обратил внимание Д. Кришто.
В данном случае важнейшим вопросом для исследователей было, «с какой стороны — немецкой или венгерской — пришла ассоциация с мечом Аттилы». Д. Кришто показывает ход дискуссии на примере изменения взглядов Дёрдя Дёрффи, который сначала утверждал, что текст Ламперта «не содержит ничего конкретного, чтобы доказать, что приписывание меча Аттиле исходило от венгров». С этим соглашается Д. Кришто. Позднее Д. Дёрффи изменил своё мнение, заявив, что информация Ламперта Херсфельдского показывает, что Аттила и гунны были известны венгерскому двору в одиннадцатом веке. Поскольку из-за недостатка сведений источников невозможно найти весомые аргументы в пользу венгерской или немецкой версии происхождения легенды о «мече Аттилы», остаётся считаться с ними обеими. Если королева Венгрии русского происхождения имела знания о деяниях Аттилы, она получила их явно не до замужества, на Руси.
В связи с этим мне представляется заслуживающей внимания одна из характерных политических черт истории становления Венгерского королевства в первой — второй трети XI в. Это было время создания символов вновь возникшего европейского государства. Помимо короны, присланной Иштвану I римским папой Сильвестром II (999 — 1003) на рождественской неделе 1000/1 г., в конце 40-х годов XI в. Андраш I получил ещё одну корону от византийского императора Константина IX Мономаха (1042 — 1055). Естественно, этим не исчерпывались королевские инсигнии.
С точки зрения темы настоящей работы представляет интерес судьба позолоченного королевского копья. Оно было подарено германским императором Оттоном III (983 — 1002) Иштвану I в связи с образованием Венгерского королевства и поначалу символизировало успехи его основателя в деле борьбы с язычниками. В годы борьбы за корону после смерти Иштвана (1038) копьё стало символизировать вассальную зависимость Венгрии от Священной Римской империи. Именно поэтому Андраш I при своей коронации в 1047 г., чтобы показать независимость Венгрии от германских императоров, использовал другое копьё. Появление в такой политической атмосфере «меча Аттилы» выглядит вполне естественным.
В то же время приписывание принадлежавшего Арпадам древнего меча Аттиле свидетельствует о том, что с распространением христианства в Венгрии местные книжники постепенно усваивали знания об истории Европы до появления там «племён Арпада». Однако, образованные верхи тогдашнего венгерского общества, скорее всего, знали о принадлежности их родины в древности к территории огромной «империи» Аттилы, но не более того. Историческая память средневековой венгерской народности, несмотря на неуклонный рост числа клириков, распространявших в стране, в том числе, латинскую образованность, сохраняла языческие представления о происхождении своего народа (см. ниже).
После возведения в 1063 г. немецкими воинами на венгерский престол Шаламона, в 1064 — 1065 гг. через Венгрию проследовала большая группа паломников из Германии. Среди направлявшихся в Святую землю немецких христиан было много образованных людей, знавших о том, что где-то в Среднем Подунавье находилась ставка великого правителя гуннов Аттилы. Пребывая на территории современного Будапешта, в той его части, которая до объединения с Будой и Пештом называлась Обудой (Старой Будой), немецкие «эксперты» (традиционно почитавшие Этцеля-Аттилу как одного из ярких персонажей «Песни о Нибелунгах») обратили внимание на развалины римской крепости, заявив, что именно здесь находилась резиденция некогда наводившего ужас на всю Европу гуннского «короля». На самом деле лежавший в развалинах Аквинкум не имел к Аттиле никакого отношения, а был типичной римской пограничной крепостью. Средний Дунай в течение нескольких веков (за исключением небольшого периода господства римлян над Дакией) служил естественной границей, разделявшей Римскую империю от территорий, занятых «варварами».
Судя по всему, в то время рассматриваемое «экспертное заключение» немецких «специалистов» не произвело сильного впечатления на правящую верхушку венгерского общества последующего столетия. В 1095 — 1116 гг. венгерским королём был Калман Книжник, прозвище которого подтверждает его репутацию одного из образованнейших европейских правителей своего времени. Ряд исследователей считает, при нём было написано одно из продолжений текста официальной хроники («Деяний венгров»), но даже в эту эпоху «гуннская идея» не получила дальнейшего развития и в хронистике не отразилась.
Одним из косвенных свидетельств сохранения памяти об Аттиле является наличие топонимов, образованных от этого имени, в текстах венгерских королевских грамот. Исследователи обнаружили два таких топонима в дошедших до нас дипломах. Самое раннее упоминание — селения Atilа — содержится в грамоте с описью имений, пожалованных герцогом Алмошем, королём Белой II (1131 — 1141) и королевой Илоной дёмёшскому пробству (церкви св. Маргариты), данную 3 сентября 1138 г. Исследователи считают, что название этого селения имеет немецкое происхождение.
В XII в. связи Венгрии с западными соседями становятся более тесными, чем в предыдущее столетие, что способствует, в том числе, освоению образованными людьми античного наследия. Но теория гунно-венгерского родства так и не стала в то время популярной даже при дворе Арпадов. До нас дошло лишь одно свидетельство о том, что она была тогда известна венгерским королям. Сестра Гезы II (1141 — 1162) Жофия (София) называет его в письме королём гуннов. Жофия в то время жила уже много лет в Германии в Адмонтском монастыре, и в написании этого письма ей, возможно, помогал образованный клирик, очевидно, немецкого происхождения.
Между тем, в сопредельных с Венгрией государствах распространение латинской образованности сопровождалось, в том числе, отождествлением венгров с гуннами. В самом начале XII в. итальянский хронист Луп Протоспафарий (Барийский) (ум. в 1102) пишет под 920 г.: «венгры, то есть гунны». Такая же идентификация содержится в написанных ок. 1110 г. Галлом Анонимом Польских хрониках: «гуннами, которые называются и венграми. Об этом же писал в середине 80-х годов XII в. знаменитый фоанцузский энциклопедист Готфрид из Витербо (ок. 1120 — 1125 — ок. 1196 — 1202).
Готфрид из Витербо в нескольких своих сочинениях заявляет о тождестве гуннов и венгров. Впервые сведения об этом появляются в «Памяти столетий» ("Memoria saeculorum"), где написано: «Мы говорим, что есть две страны венгров. Одна — древняя, у Меотидских болот (Азовского моря. — М. Ю.), на границе Азии и Европы, другая — якобы новая, происходит от первого государства, как Паннонию некоторые называют новой Венгрией. Венгры также назывались гуннами».
В «Пантеоне» (XXIII, 24) при описании событий из истории Франкского королевства, произошедших в 561 г., вскоре после смерти Хлотаря I (511 — 561), Готфрид из Витербо отождествляет венгров не только с гуннами: «В это же время авары, которые также и гунны или венгры, услышав о смерти короля Хлотаря, подняли оружие на его сына Сигиберта». В произведении Готфрида «Зеркало» ("Speculum") можно прочитать в главе, посвящённой правлению римских императоров середины V в. Валентиниана и Валента (II, 40): «И тогда также хоны, т. е. венгры, изгнали готов, поскольку рассеялись по Фракии, спасаясь от голода».
Таким образом, накануне Третьего крестового похода (1189 — 1190) идея идентичности гуннов и венгров уже пустила глубокие корни в западной половине Европы. В написанном в Австрии в XII в. варианте Песни о Нибелунгах земля гуннов регулярно называется Венгрией, также здесь упоминается замок Аттилы (ze Etzelen bürge), хотя и без привязки к конкретному месту, на что обращают внимание Балинт Хоман и Дёрдь Дёрффи.
Важное значение для утверждения при венгерском дворе доктрины о гунно-венгерском родстве имело крестоносное движение. Как известно, Венгрия лежала на пути «воинов Христовых», если они не добирались до Святой земли морем. В 1189 г. германский император Фридрих I Барбаросса (1152 — 1190), шествуя с войском по суше, во время следования по территории Венгрии отправил своих посланников вперёд, чтобы информировать о целях похода венгерского короля. В свите Фридриха находились хронисты: австрийский Ансберт (втор. пол. XII в.) и немецкий Арнольд Любекский (ок. 1150 — 1211/1214). Согласно Ансберту, город в Венгрии, где посланники императора Фридриха I нашли короля Венгрии Белу III (1172 — 1196) во время Рождества 1189 г., был назван по-немецки Czilnburg — то есть Ecilnburg («город Аттилы»). В описании Арнольда Любекского император проследовал из Эстергома к городу Аттилы (in urbem Adtile dictam). С учетом маршрута, а также других источников, этим местом могла быть только Буда — соврем. Обуда («Старая Буда»), район Будапешта.
Для того чтобы лучше понять значение общения Белы III и образованной части его двора с такой же образованной частью свиты Фридриха Барбароссы, необходимо выяснить, что представляла собой венгерская хронистика того времени. Появление официальных исторических сочинений при дворе Арпадов исследователи датируют последними годами правления Андраша I (1046 — 1060) или при его сыне Шаламоне ок. 1067 г. Некоторые из преемников Шаламона привлекали книжников для составления продолжений первоначальной хроники (многие исследователи до сих пор условно называют её Прагестой). Тексты рассматриваемых сочинений до нас не дошли и восстанавливаются гипотетически по различным спискам Композиции венгерских хроник XIV в., что предполагает их редактирование более поздними хронистами с целью прославления предков их монарха-покровителя и, по возможности, скрытия их недостатков. В этих небольших сочинениях нет никакой информации не только о гунно-венгерском родстве, но и о гуннах вообще.
Традиция «замалчивания древнейшего героического периода венгерской истории» была прервана явно не без влияния вышеназванных хронистов, сопровождавших Фридриха Барбароссу в Третьем крестовом походе, результатом чего стало создание в Венгрии на рубеже XII — XIII в. исторического сочинения, по своему жанру заметно отличающегося от официальных придворных хроник. Речь идёт о древнейшем латиноязычном сочинении средневековой Венгрии, дошедшем до нас хотя и в копии второй половины XIII в., но в полном и законченном виде.
Неизвестный автор этого произведения, скрывшийся под псевдонимом «магистр П.», был нотарием Белы III (1172 — 1196), но начал работать над своими «Деяниями венгров» уже после смерти этого короля. Если опираться на сообщаемые этим (Венгерским) Анонимом сведения в прологе к прославившему его сочинению, то, в связи с вышесказанным, можно предположить такую предысторию написания рассматриваемого исторического произведения.
В отличие от паломников, побывавших на месте бывшего «города Аттилы» в 1064 — 1065 гг., Ансберту и Арнольду Любекскому удалось в 1189 г. убедить Белу III и его окружение не только в том, что Обуду основал великий «король» гуннов, но и в происхождении венгров от гуннов, а венгерской правящей династии от Аттилы, а также в необходимости отразить всё это в официальных исторических сочинениях королевства Венгрии. Аноним признаётся на первой странице своего сочинения, что уже покойный в то время король некогда попросил его написать героическую древнюю историю венгерского народа «подобно описанию троянской войны и войн греков». Далее Аноним пишет, что обещал Беле сделать это, но «занятый другими делами, едва не запамятовал» об этом. Хотя, по признанию магистра П., король неоднократно в письмах напоминал ему о данном нотарием обещании, выполнять его он начал лишь после смерти Белы III, настигшей короля 23 апреля 1196 г.
Поскольку, как признаётся сам магистр П., в молодости он и будущий король Бела увлекались историей древней Трои, как она описана у Дареса Фригийского «и прочих авторов», под которыми следует понимать сочинителей первых рыцарских романов, жанр его «Деяний венгров» исследователи определяют как романизированные деяния или хроника-роман. В этом произведении причудливо сочетаются стремления прославить «исконную» венгерскую правящую династию Арпадов и одновременно — предков знатнейших родов Венгрии того времени, когда писались рассматриваемые «Деяния». В результате у магистра П. получалось, что Алмош стал верховным вождём путём избрания вождями других венгерских племён, а его сын Арпад, унаследовав верховную власть, употреблял её во многих случаях для придания законности владения местностями, которые своими силами завоевали его соратники в Среднем Подунавье. По сути дела, Алмош и Арпад выглядят в Анонимовых «Деяниях» как «первые среди равных».
Получивший образование во Франции и, возможно, побывавший в Северной Италии в период, когда местные города боролись за самостоятельность внутри Священной Римской империи, Аноним разделял популярные в его время воззрения относительно установления пределов королевской власти, ставшие реакцией на деспотические устремления германского императора Фридриха I Барбароссы. Венгерский Аноним, описывая процесс завоевания венграми своей окончательной родины, подспудно показывает, что успех этого военного предприятия был в немалой степени обеспечен коллективными действиями вождей всех семи племён, а лидерство Алмоша и его сына Арпада было результатом соглашения, которое заключили между собой «семь мадьяр», где были оговорены права и обязанности верховного вождя и избравших его вождей других племён.
Магистр П. написал скорее литературное, чем историческое произведение, в котором попытался связать воедино сведения о проживании протомадьяр в «Скифии» (Восточной Европе), сохранившиеся в исторической памяти средневековой венгерской народности, с «навязываемой извне» доктриной гунно-венгерского родства. При этом он отдает предпочтение родным «преданьям старины глубокой», соглашаясь лишь с некоторыми положениями сформировавшейся за рубежами Венгрии доктрины. Как свидетельствуют исторические предания, изложенные в сочинениях средневековых венгерских хронистов, предки мадьяр были самым могущественным народом «Скифии» (Восточной Европы). Обитали они в легендарной стране Дентумогер (Дентюмодьер), которую большинство исследователей локализует в бассейне Среднего и/или Нижнего Дона или Северского Донца. Приведённый древний хороним содержит элемент могер/модьер, что свидетельствует о лидерстве племени мадьяр в Венгерском союзе племён уже во время начала создания исторических преданий древних венгров. Об оногурах книжники Венгерского королевства ничего не знали, поэтому пытались дать собственные этимологические разъяснения этнонима Hungari, который закрепился за населением их страны, на что обращается внимание ниже. Никакого отношения к гуннам эта этимология не имеет, поскольку она не опирается на проявившееся в западной латиноязычной литературе созвучие этникона Hungari и этнонима Hunni.
Аноним специально посвящает главу 2 своих «Деяний венгров» проблеме происхождения латинского этникона своего народа, что отразилось в её названии: «Почему они зовутся унграми?» Оказывается, это название происходит от крепости Hungu (венг. Ungvár, соврем. Ужгород — центр Закарпатской области Украины). Такая этимология укладывалась в вымышленную магистром П. историю освоения венграми земель Карпатской котловины. Согласно Анониму, «народ» Алмоша/Арпада пребывал с 884 по 902 г. в бассейне Верхней Тисы, политическим центром которой якобы уже тогда был Хунг/Унгвар/Ужгород. Особая роль этой крепости в процессе «обретения родины» венграми также подчёркивается авторами официальных средневековых исторических сочинений королевства Венгрии, но лишь Аноним заявляет о происхождении этнонима хунгары от топонима Хунг.
Такая этимология стала своеобразным «ответом» на «разыскания» имевших латинскую образованность западноевропейских учёных того времени. При этом магистр П. стремился учесть и некоторые результаты таких «разысканий». Он не раз подчёркивает в своих «Деяниях», что Алмош и Арпад были потомками Аттилы, а Буду он называет, в том числе, и на немецкий лад Эцильбургом («городом Аттилы»). Аноним воздерживается от полного отождествления венгров с «народом Аттилы», но признаёт таковыми секеев — особую венгерскую этническую общность, проживавшую в Трансильвании. Также в сочинении неизвестного королевского нотария впервые в венгерской хронистике делаются намёки на то, что венгры вторично завоевали Среднее Подунавье («Паннонию»), т. е. о том, что «народ Алмоша/Арпада» возвратил своё законное наследие, но, как показано ниже, эта земля также была куплена им во время возвращения. При этом магистр П. пока ещё не говорит о гунно-венгерском родстве.
Самым замысловатым получился у магистра П. эпизод с беременностью Эмеше — матери Алмоша и бабушки Арпада, описанный в главе 3 его «Деяний венгров». Мифический Эвнедубелиан, «знатнейший вождь Скифии», взял в жёны Эмеше, «которая родила ему сына, наречённого Алмошем. А назвали его Алмошем из-за божественного видения, которое было во сне его матери, беременной им: будто бы прилетело божественное существо в виде птицы, от которой она зачала, и которая дала ей понять, что из чрева её забьёт источник и из чресл её выйдут доблестные короли, но род их умножится не на их земле. А поскольку «сновидение» по-венгерски almu, и рождению его предшествовал вещий сон, то и назвали его Алмошем. А ещё его потому назвали Алмош (от латинского — almus 'святой'), что от его потомков должны были родиться святые короли и вожди».
В цитированном отрывке причудливо переплелись сложенная в далёкую языческую эпоху тотемистическая легенда и признание богоизбранности Алмоша, среди потомков которого будет несколько венгерских христианских святых. Из повествования Анонима не совсем ясна роль священной птицы в зачатии Алмоша, поскольку она прилетела вроде бы к уже беременной Эмеше, но с точки зрения нашей темы важнее другое: в изложенной Анонимом легенде нет никаких указаний на связь рода Эвнедубелиана с Аттилой. До нас не дошло сведений о том, к кому возводили происхождение Аттилы сами гунны. В связи с этим создаётся впечатление, что магистр П., стремясь угодить хранителям венгерских исторических преданий и носителям западной образованности, в разных местах своих романизированных «Деяний» приводит тотемистическую легенду и утверждения о том, что Алмош и Арпад являются потомками Аттилы.
Как указывалось выше, Аноним связывает с гуннами лишь секеев — венгероязычную народность, которая проживала и до сих пор проживает в Трансильвании. При этом секеи — потомки не гуннов, а одной из народностей, некогда подвластных Аттиле. Неоднократно подчёркивая, что Алмош и Арпад — потомки Аттилы, что подразумевало не завоевание, а возвращение венграми некогда принадлежавших им земель, что позднее выразилось в идее «двойного обретения родины», Аноним тем не менее помещает в своём сочинении (в главе 14) легенду о белом коне, суть которой заключается в том, что Паннония якобы была куплена Арпадом у местного мифического вождя Салана.
Такое смешение разных и не всегда совместимых между собой представлений о том «откуда есть пошли венгры» сделало сочинение магистра П. крайне непопулярным сразу же после его написания. Э. Маюс даже утверждал, что венгерские хронисты последующих эпох ничего не знали о романизированных «Деяниях венгров», хранившихся в королевском архиве, что не нашло поддержки у его коллег.
Начавшийся со смертью Белы III (1196) период внутренней нестабильности Венгрии, вмешательства её правящей верхушки в дела соседних государств, а позднее и существования угрозы вторжения золотоордынских ханов, не способствовал разработке этногенетических теорий при венгерском дворе. Лишь в последней четверти XIII в., после создания при Иштване V (1270 — 1272) очередного варианта официальной Венгерской хроники магистром Акошем, не только дополнившим прежние «гесты», но и подвергшим некоторые из них редактированию, встал вопрос о создании не просто собрания в одно произведения текстов более ранних хронистов, а написания древнейшей истории венгров в совершенно новом ключе.
Утверждение теории гунно-венгерского родства в качестве официальной идеологической доктрины средневекового Венгерского королевства произошло в 1282 — 1285 гг., когда придворный историк Ласло IV Куна (1272 — 1290) Шимон Кезаи написал свои «Деяния венгров», которые так же стоят особняком от регулярно дополнявшихся продолжениями и редактировавшихся официальных исторических сочинений, создававшихся при дворе Арпадов. Используя в значительно большей степени, чем магистр П., материал официальных придворных хроник, Шимон Кезаи отбирал из него лишь то, что соответствовало его представлениям о том, как нужно описывать далёкое и близкое прошлое, избегая «беллетристики», встречающейся у его предшественников. Но для нас главное не это.
Шимон Кезаи впервые создал стройную «конструкцию» ранней венгерской истории, главной основой которой является теория гунно-венгерского родства. В отличие от своих предшественников, он разделил свои «Деяния венгров» на три книги, первую из которых он назвал «Деяния гуннов» (Gesta Hunnorum). Она составляет главы 3 — 23 хроники Шимона Кезаи (первые две вводные). Для создания этой части рассматриваемого труда активно привлекались сведения о гуннах из сочинений доступных западноевропейских книжников, начиная с Иордана.
В главе 4 Шимон Кезаи приводит легенду о происхождении гуннов и венгров от двух братьев — Хунора и Могора, родителями которых были Менрот и Энет, проживавшие где-то в Персии. При этом Менрот был одним из строителей знаменитой Вавилонской башни. По свидетельству Шимона Кезаи, Хунор и Могор однажды увлеклись охотой и попали на побережье Азовского моря, где захватили в плен дочерей аланского князя Дулы, «одну из которых взял себе в жёны Хунор, а другую — Могор. От этих женщин и произошли все хунны». После этого гунно-венгры поселились в этом регионе, а когда им стало не хватать там средств для проживания, распространились по другим областям «Скифии» (Восточной Европы).
Поскольку гунны и венгры признавались Шимоном Кезаи родственными народами, прародителями которых были родные братья, «Деяния гуннов» призваны были укоренить в сознании образованного венгерского общества идею «двойного обретения родины», возвращения венграми «гуннского наследия». Информации для «первого завоевания Паннонии» в доступных Шимону Кезаи источниках было явно не достаочно, поэтому ему пришлось продублировать некоторые известия из истории эмиграции древних венгров из Северного Причерноморья на Средний Дунай. Особенно ярко это проявляется в описании маршрутов эмиграции «людей Аттилы» и «людей Арпада», которые практически совпадают.
Что касается происхождения правящей династии гуннов и венгров от Аттилы, то Шимон Кезаи привёл (или придумал) в своём историческом труде легенду о сыне Аттилы Чабе, матерью которого якобы была «дочь императора греков» (правителя Восточной Римской империи). Согласно Шимону Кезаи, этот Чаба потерпел поражение в борьбе за власть после смерти Аттилы, бежал сначала в Грецию, а потом в «Скифию», а остатки его племени, не покинувшие вместе область, которую они населяли, стали предками секеев. Так Шимон Кезаи пытался совместить венгерские народные предания со сведениями западноевропейских авторов по истории гуннов.
Нет смысла углубляться во все подробности повествования Шимона Кезаи о «первом завоевании родины» древними венграми (гуннами), изложенные в главах 3 — 23 его исторического сочинения и приводить все его коррективы старых представлений о прошлом венгерского народа, а также согласования их с новой доктриной общего происхождения гуннов и венгров. Важнее то, что традиция помещать в начале сводов венгерских хроник «Историю гуннов» закрепилась в венгерской хронистике последующих столетий. Об этом свидетельствуют Композиция венгерских хроник XIV в. в своих многочисленных списках и «Хроника венгров» Яноша Туроци (ок. 1435 — ок. 1489), ставшая итоговым историческим трудом средневекового королевства Венгрии, в котором собран максимальный объём доступной её автору информации о прошлом венгров от «скифской» и «гуннской» эпох до конца XV в.
К сожалению, дальнейшее развитие исторической книжности в Венгрии проходило в условиях нахождения страны под властью иноземных правителей, но представления о гунно-венгерском родстве сохранялись и далее в качестве одной из доктрин исторических знаний, без которых невозможно существование любого образованного общества, поднявшегося выше уровня мифологического объяснения прошлого своего и соседних народов. Этому в немалой степени способствовало то, что «Хроника венгров» Яноша Туроци стала одним из первых печатных изданий, вышедших на территории Венгерского королевства. Историки, работавшие в XIX–ХХ вв., много внимания уделили изучению теории гунно-венгерского родства, пытаясь найти следы сведений о реальных контактах древних венгров с гуннами, сохранившиеся в исторической памяти средневековой венгерской народности, но в конечном счёте пришли к выводу, что всё это является результатом средневековой наукообразной комбинации.
Примечания
|
