В.В.РОГИНСКИЙ

ИЗМЕНЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КАРТЫ БАЛТИЙСКОГО РЕГИОНА В ЭПОХУ НАПОЛЕОНОВСКИХ ВОЙН

Доклад сделан на Международной научной конференции «Балтийское соседство: Россия, Швеция, страны Балтии на фоне эпох, событий. XVII — XIX вв.» в Москве 28 июня 2011 года. Редакция

Наполеоновские войны, которые сотрясали Европу с 1803 г., привели к существенным изменениям всей политической карты континента. Не остался незатронутым и регион Балтийского моря [1].

Какова была политическая карта Балтийского региона на 1803 г.?

Значительная часть восточного побережья была под властью Российской империи, столица которой, Санкт-Петербург, стала уже в XVIII в. одним из крупнейших городов и портов Балтики, воротами России на запад. Ещё в начале XVIII в. ходе Великой Северной войны в состав империи были включены бывшие шведские владения Эстляндия и Лифляндия, В результате раздела Речи Посполитой в 1795 г. была присоединена Литва, а также герцогство Курляндское.

Западные и северные берега Балтийского моря были владениям королевства Швеция (включая Финляндию). Шведской короне также принадлежали и часть южного берега - Шведская Померания (порт Штральзунд) и о-в Рюген, присоединённые в ходе Тридцатилетней войны.

Юго-восточное побережье Балтии было под контролем королевства Пруссия: (порты Мемель, Кёнигсберг, Данциг, Штеттин).

Западное побережья Балтийского моря — это были владения датских Ольденбургов: собственно Дания, связанная с ней Норвегия, а также северогерманские герцогства Шлезвиг и Гольштейн. Между шведскими и датскими владениями балтийского побережья значительная часть берега Балтии было под контролем Мекленбурга (точнее, герцогства Мекленбург-Шверинского) и ганзейского города Любек.

Балтийский регион оставался фактические вне европейской войны, начавшейся в 1792 г. Правда, королевство Пруссия была её активным участником, но военные действия шли далеко от Балтики. Швеция и Дания придерживались политики нейтралитета, даже продолжая поддерживать отношения с революционной Францией. Российская императрица Екатерина II на словах была готова выступить против революции, но на деле предпочла заниматься разделами Польши. Лишь после её кончины, новый российский император Павел I, притом не сразу, включился в войну в составе второй коалиции в 1798 — 1799 гг. Но и здесь военные действия, в которых участвовали российская армия и флот, развёртывались вдали от Балтийского моря, на Средиземноморье, в Италии и Швейцарии.

Прелюдией к включению Балтийского региона в грандиозный военный конфликт, который раздирал Европу с 1792 г., стало нападение британского флота под командованием знаменитого Нельсона на датский флот у Копенгагена весной 1801 г., с целью вывести из строя одного из участников новой Лиги вооружённого нейтралитета. После этого инцидента на несколько лет здесь установился мир, но ненадолго. Правда, когда в мае 1803 г. возобновилась война между двумя главными участниками европейского конфликта Францией и Великобританией, и Швеция, и Дания, и Пруссия заявили о своем нейтралитете. В 1805 г. Швеция присоединилась к Третьей антинаполеоновской коалиции. Она была также и членом IV антинаполеоновской коалиции, упорно придерживаясь союза с Великобританией.

Дания оставалась нейтральной до 1807 г., когда после Тильзита англичане нанесли удар по датскому флоту, подвергнув Копенгаген жестокой бомбардировки. Король Фредерик VI вступил в союз с Наполеоном, и война Дании с Англией продлится вплоть до 1814 г.

Балтийский регион стал объектом наполеоновской экспансии осенью 1806 г., когда Пруссия, занимавшая прежде выжидательную позицию, выступила против Наполеона, но потерпела сокрушительное поражение, и французские войска триумфальным маршем вышли к южному побережью Балтийского моря.

Сначала были заняты Любек и Мекленбург, затем Данциг и Кёнигсберг. Летом 1807 г. французы оккупировали также Шведскую Померанию и о-в Рюген. 21 ноября 1806 г. в захваченном Берлине император Наполеон провозгласил блокаду Британских островов («Континентальная блокада»). Балтийский регион оказался на авансцене большой Европейской политики, так как именно Балтийское море с конца Средних веков было важнейшим торговым путем из Восточной и Центральной Европы в Западную Европу, прежде всего, в Великобританию. В 1808 г. Мекленбург (точнее, оба герцогства — Мекленбург-Шверин и Мекленбург-Стрелиц) был включён в состав подконтрольного Наполеону Рейнского союза. В 1810 г. прежде вольный ганзейский город Любек, как Голландское королевство, Северо-западная Германия, был прямо включён в состав Французской империи, что означало её прямой выход на Балтику.

Тильзитский союз между Александром I и Наполеоном I (июль 1807 г.) привёл, как известно, к войне между Россией и Швецией в 1808 — 1809 гг., важнейшим геостратегическим итогом которой на Балтике была утрата Швецией Финляндии, инкорпорированной в состав Российской империи как автономное Великое княжество. Это стало первым актом перестройки политической карты региона.

Ограничимся лишь перечислением тех важнейших событий, которые произошли в регионе после завершения русско-шведской войны: революция в Швеции в 1809 — 1810 гг.; приход к власти здесь французского маршала Жана Батиста Жюля Бернадота как наследного принца Швеции Карла Юхана; захват наполеоновскими войсками Шведской Померании в конце января 1812 г., что открыло путь к сближению и союзу между Россией и Швецией в 1812 г.; встреча Александра I с Карлом Юханом в административном центре Финляндии городе Або (Турку) в конце августа 1812 г.; участие Швеции в Шестой антинаполеоновской коалиции в 1813 — 1814 гг.; возобновление союза Дании с Францией; последняя в истории шведско-датская война, завершившаяся 14 января 1814 г. подписанием в Киле мирного договора, по которому Фредерик VI отказался от старинного наследственного владения своей короны — Норвегии — в пользу шведского короля; революционные события в Норвегии и восстановление норвежской государственности в 1814 г.; заключение унии между Швецией и Норвегией и, наконец, Венский конгресс, во время которого решилась судьба Шведской Померании и о-ва Рюген, отошедших к Пруссии.

Таким образом, на заключительной стадии наполеоновских войн произошло крушение позднесредневековой биполярной системы двух мини-империй на Севере Европы, что стало имманентной составной частью всей структуры новой системы международных отношений, которую принято называть Венской. Дания и Швеция сохранились на политической карте, но уже в большей мере как национальные государства. Швеция как раз в этот период обрела свои нынешние границы, правда, вступив в унию с Норвегией и образовав, по сути, конфедеративное государство — «Соединённые королевства Швеция и Норвегия»[2].

Дания продолжала быть объединена личной унией с северогерманскими, в основном немецкоязычными, герцогствами Шлезвигом и Гольштейном, к которым добавилось расположенное к юго-востоку от Гольштейна маленькое герцогство Лауэнбург, полученное Фредериком VI после всех перипетий на Венском конгрессе. Вместо многонациональных мини-империй позднефеодального типа на политической карте Северной Европы мы можем видеть уже современные национальные государства, хотя процесс формирования национальных государств в регионе ещё не был завершён. Два субъекта региона, Финляндия и Норвегия, обрели свою государственность (первая — в 1809 г., вторая — в 1814 г.), но не имели полного суверенитета. Первая была в составе Российской империи, под властью российского императора как Великого князя Финляндского, а вторая, как уже говорилось, в составе двуединого конфедеративного государственного образования под скипетром шведского короля — «Соединённые королевства Швеция и Норвегия».

Здесь, между Норвегией и Финляндией, было одно существенное различие. Если связь между Швецией и Норвегией имела чёткий характер унии, во многом, хотя и не во всём, равноправной между её участниками, унии личной, когда король Швеции был одновременно и королём Норвегии, и, помимо короля, лишь общее министерство иностранных дел было общим для Швеции и Норвегии (то есть, внешняя политика), то отношения между Финляндией и Россией носили несколько иной характер. Дать здесь однозначный ответ довольно сложно. С одной стороны, это также была личная уния — российский император был великим князем Финляндским, но уже явное неравенство двух «партнёров по унии» — Российской Империи и Великого княжества Финляндского — фактически подчиняло Финляндию России.

Нужно отметить, что шведско-норвежская уния носила совершенно иной характер, нежели просуществовавшая более 400 лет уния между Данией и Норвегией. Если в отношении унии Дании с Норвегией до 1814 г. можно говорить о её формальном характере, поскольку Дания и Норвегия, фактически, представляли собой единое государство (в терминологии XVIII в. — «Helstat»), то уния Швеции и Норвегии была, в действительности, качественно новым объединением двух государств, хотя и не вполне равноправных. Определённую, конечно весьма условную параллель можно здесь провести с отношениями Венгрии с Австрией до и после событий 1866-67 г., когда появилась Австро-Венгрия.

В положении Норвегии и Финляндии было кое-что общее: Норвегию со Швецией и Финляндию с Россией связывала личность монарха, ни у Норвегии, ни у Финляндии не было собственной внешней политики, которая, в первом случае, определялась из Стокгольма, во втором — из Санкт-Петербурга. И у Норвегии (с 1814/15 гг.), и у Финляндии (с 1809 г.) была значительная самостоятельность во внутренних делах, поскольку у них сразу или потом появился ряд атрибутов государственности — основные законы, правительство, представительные органы, органы управления, вооружённые силы, полиция, флаг, герб, финансовая система, государственный банк, денежная система и др. Однако часто сходство было внешнее, поскольку у российского императора — великого князя в Финляндии была значительно большая власть, нежели у шведского короля в Норвегии.

Прежде всего, нужно отметить ещё раз, что в том и другом случае партнёры не были равными по своему «весу». Великая евроазиатская держава, Россия, с большим населением и огромной территорией, и Финляндия, небольшая (по населению) североевропейская страна. Швеция была больше Норвегии и по территории, и по численности населения, но не настолько, чтобы говорить о её полном преобладании.

На территории Финляндии располагались российские вооружённые силы. Совершенно иные полномочия были и у представительных органов Норвегии и Финляндии. Норвежский стортинг, формируемый, согласно положениям Эйдсволлской конституции, на выборной основе, уже с 1814 г. был полновесным парламентом страны, имевшим почти всю полноту законодательной власти, собирался регулярно, с 1869 г. — ежегодно, а с 1884 г. — формировал правительство страны. Введённая в конце 1814 г. должность наместника Норвегии просуществовала до 1859 г., хотя уже с 1836 г. на неё назначались только уроженцы Норвегии.

Финляндское сословное собрание, сейм или ландтдаг, созванное в марте 1809 г. в г. Борго (Порвоо) по воле Александра I и по шведским законам, было законосовещательным органом, созданным с целью, прежде всего, закрепить присоединение Финляндии к Российской империи. Финляндия получила своего рода правительство, Сенат, ответственный только перед великим князем-императором, а во главе его стоял назначаемый царём генерал-губернатор. Вновь сейм собрался уже, в 1863 г., на этот раз по воле царя-реформатора Александра II. Он избирался по действовавшим на территории Великого княжества Финляндского шведским законам, сохранял сословный характер и был законосовещательным органом. Лишь в 1905/1906 гг., в результате потрясений первой российской революции, всеобщей забастовки в Финляндии, Николай II пошёл на значительные уступки, в частности, и в правах представительного органа. Весной 1906 г. в Финляндии был введён однопалатный парламент с самой широкой по тем временам электоральной базой в Европе — всеобщего и равного, включая женщин, права голоса.

До февраля 1814 г. норвежский вопрос решался как бы традиционными средствами — Норвегия была разменной монетой в борьбе европейских держав, субъектом международных отношений. В октябре 1807 г., марте 1812 г. и в июле 1813 г., гарантировав целостность владений датских Ольденбургов, Наполеон обозначил свою позицию: Норвегия должна оставаться под властью датской короны. Эта позиция несколько раз подтверждалась французской дипломатией в переговорах разного уровня со шведами. С осени 1811 г. Норвегия стала объектом переговоров Швеции с державами, которые должны были составить новую антинаполеоновскую коалицию. В апреле 1812 г. Россия, по условиям союзного договора со Швецией, соглашалась на присоединение к ней Норвегии. В 1812 г. Норвегия продолжала оставаться одним из центральных вопросов в переговорах России и Великобритании, как со Швецией, так и с Данией. Великобритания дала согласие на переход Норвегии к Швеции в англо-шведском договоре, заключённом 3 марта 1813 г. в Стокгольме, Пруссия — в договоре от 22 апреля 1813 г. На протяжении всего 1813 г. норвежская проблема была в центре отношений Дании с союзниками. Кильский мир, заключённый 14 января 1814 г. между Швецией и Данией, передавал Норвегию королю Швеции. И всё это время решение норвежской проблемы мыслилось почти исключительно в рамках традиционной династической дипломатии, не учитывавшей волю и желание Норвегии и её народа. Предпринимаемые ещё с 1808 г. попытки шведов воздействовать на норвежское общественное мнение, даже вызвать здесь восстание в пользу разрыва с Данией и присоединения к Швеции, какого-либо заметного результата не принесли, хотя часть норвежского общества и была в пользу такого решения. Антишведские настроения и чувства лояльности в отношении датской короны у значительной части норвежцев продолжали существовать.

С февраля 1814 г. положение коренным образом стало меняться. Норвегия стала превращаться из объекта в субъект международных отношений, причём уже на новых основаниях.

Подписанные Швецией в июне 1815 г. в Вене на заключительной стадии конгресса при фактическом посредничестве России соглашения с Данией и Пруссией о судьбе бывшей Шведской Померании означали отказ Швеции от последнего владения на южном берегу Балтики, остававшегося от завоеваний Тридцатилетней войны и Вестфальского мира. Ещё в 1813 — 1815 гг. в политике Швеции мы иногда видим некоторые остаточные явления великодержавного менталитета, в частности, попытки, так или иначе, сохранить шведское присутствие на континенте, в Северной Германии, но, в конце концов, здравое понимание интересов страны возобладало. В более широком европейском контексте уступка Померании Пруссии означала завершение процесса ухода Швеции с континента, начавшегося ещё в результате Великой Северной войны и продолженного закладом Висмара Мекленбургу в 1803 г., отказом от великодержавной политики, от активного участия в континентальных делах, от традиций XVII века, и это стало одним из краеугольных камней будущей политики шведского нейтралитета. Теперь на долгие десятилетия Швецию будет интересовать, в основном, лишь региональные вопросы, а возвращение её в европейскую и даже мировую политику в XX столетии произойдёт в совершенно иных исторических условиях.

Переход Шведской Померании и о-ва Рюген к Пруссии означал окончательно становление Пруссии как балтийской державы, что упрочилось ещё больше после событий 1863-64 гг., когда под контроль Пруссии (с 1871 г. — Германской Империи) перешли северогерманские герцогства Шлезвиг и Гольштейн.

События на Севере Европы 1805 — 1815 годов были решающими для создания новой политической архитектуры региона как составной части всей Венской системы международных отношений, превращения биполярной системы двух мини-империй в многополюсную систему национальных государств. При этом можно отметить, что, если на всей остальной территории Европы Венская система международных отношений начала рушиться местами уже в 40-е годы XIX в., то её североевропейская компонента оказалась более живучей.

В общеевропейском военно-стратегическом положении события 1805 — 1815 гг. в Скандинавии окончательно означали потерю скандинавскими государствами, Швецией и Данией, своей прежней, пусть значительно уменьшившейся по сравнению с XVII в. роли как определённого силового фактора в политике, который в XVIII в. ещё использовался великими державами (например, в первом и втором вооружённом нейтралитетах — в 1780 и 1800 гг.). Уже нападение англичан на Копенгаген в 1807 г. и увод ими датского военно-морского флота в Англию существенным образом изменили стратегическое соотношение военно-морских сил в североевропейском регионе и, отчасти, стали предпосылкой того, что Швеции удалось в 1813 — 1814 гг. осуществить присоединение Норвегии. Дания лишилась важной козырной карты, которая, хоть и не всегда использовалась в датско-шведских войнах предшествовавших столетий, но играла существенную роль.

Были закреплены результаты произошедших в регионе революций — в Швеции в 1809 — 1810 гг. и в Норвегии в 1814 г. Неслучайно, что принятые тогда основные законы долгое время были самыми старыми из действовавших в Европе (естественно, с изменениями) конституциями. Шведская конституция 6 июня 1809 г. была в силе до 1975 г. Закон о престолонаследии 1810 г. по-прежнему является одним из действующих конституционных актов. Норвежская же Эйдсволлская конституция 17 мая 1814 г. действует и поныне, являясь самым старым, действующим в Европе основным законом (естественно, с изменениями).

Своеобразным закреплением произошедших на Севере Европы перемен было вступление на трон Швеции и Норвегии в феврале 1818 г. сына мелкого служащего из южнофранцузского города По, простого солдата королевской армии Франции, генерала Французской республики, маршала Наполеоновской Империи Жана Батиста Бернадота под именем Карл XIV Юхан. И это произошло тогда, когда в Европе господствующей доктриной был легитимизм, а в Австрии жил принц Густав, сын свергнутого шведского короля Густава IV Адольфа и, к тому же, племянник и крестник российского императора Александра I. Бернадот стал единственным связанным с Наполеоном представителем рода, который сохранился на троне до наших дней.

Важные, хотя на первый взгляд формальные, перемены произошли в 1814 г. и в положении североатлантических владений короны Ольденбургов — Исландии, Фарерских о-вов и Гренландии, которые по Кильскому мирному договору оставались за Данией, хотя на протяжении столетий они числились владениями норвежской короны. Фактически же они продолжали, как и раньше, управляться из Копенгагена.

С 1815 г. и внутриполитическая жизнь стран Северной Европы стала отличаться определённым спокойствием — даже крупные политические сдвиги здесь, при всей их напряжённости, не перерастали в кровавые революции и гражданские войны, оставаясь, как правило, в правовых рамках. Вспомним, в частности, борьбу в Швеции за демократические реформы с 1860-х годов вплоть до 1920 г., так называемые демократические прорывы 1865/1866 гг., 1907/1909 и, наконец, 1917 — 1920 гг., датскую мирную революцию 1848/1849 гг., борьбу за введение парламентаризма в Дании в 1870 — 1901 гг. и в Норвегии в 1870 — 1884 гг. Исключение здесь представляет Финляндия, которая в 1917 — 1918 гг. узнала ужасы революции и гражданской войны. Развитие событий в Скандинавии показывает, что реакционность Реставрации в 1814 — 1815 гг. не была в Европе абсолютной.

События на Севере Европы в конце наполеоновских войн совершенно иначе поставили вопрос о скандинавском единстве. Последний раз в истории, в 1814 г., возникла мысль о создании единого государства на Севере Европы, когда в июле шведы попытались начать переговоры о расчленении Дании и переходе значительной части её территории под власть Швеции. Оформившаяся окончательно через несколько десятилетий идея скандинавизма исходила, прежде всего, из солидарности и культурного сближения стран североевропейского региона.

Однако не все проблемы Северной Европы оказались разрешёнными к 1815 г. Здесь оставались нерешёнными четыре проблемы: 1) шлезвиг-гольштейнская (для Дании и Германии); 2) шведско-норвежская (для объединённых в унии Швеции и Норвегии); 3) финляндская (для Финляндии и России) и, наконец, 4) исландская (для Исландии и Дании). Шлезвиг-гольштейнская проблема состояла в том, что под властью датского короля продолжали оставаться два северогерманских герцогства Шлезвиг и Гольштейн, где после 1815 г. стало быстро нарастать немецкое национальное движение. Эта проблема дважды на протяжении XIX века втягивала Данию в войны с германскими государствами (в 1848 — 1850 гг. и 1864 г.), в результате последней из которых датский король лишился герцогств. Возникла новая проблема — датского национального меньшинства Северного Шлезвига, оказавшегося в Германии. Окончательное её решение пришлось на 1920 г., когда в результате плебисцита шлезвигские районы, населённые датчанами, вернулись к Дании.

Уния между Швецией и Норвегией просуществовала девяносто лет, и когда противоречия между её членами обострились, то в 1905 г. она была расторгнута и Норвегия обрела полную самостоятельность.

Финляндия, входившая в состав Российской империи как автономное Великое княжество, обрела свою самостоятельность в ходе российской революции 1917 года. Исландия, с 1874 г. добивавшаяся всё более и более широкой автономии и в 1915/1918 гг. получившая полную внутреннюю самостоятельность, окончательно порвала узы с Данией в ходе второй мировой войны, провозгласив в 1944 г. полную самостоятельность.

Эпоха Наполеона и наполеоновских войн ушла в прошлое. Сегодня в жизни Европы остаётся не так уж много прямых её свидетельств, кроме, пожалуй, великолепных зданий в стиле «Ампир», полотен живописцев и т.п. Но в Северной Европе мы видим три таких свидетельства нематериального характера — Финляндское государство, которое обязано своим рождением событиям русско-шведской войны 1808 — 1809 гг., династию Бернадотов на троне Швеции, кстати, единственную, сохранившуюся с наполеоновских времён, и, наконец, действующую и поныне конституцию Норвегии, которая была принята Государственным собранием в Эйдсволле 17 мая 1814 г. и изменена чрезвычайным стортингом 4 ноября того же года.

Произошедшие на исходе наполеоновских войн территориальные и политические изменения в Балтийском регионе, на Севере Европы, были важным шагом на пути формирования современной политической карты региона, более того, современного облика входящих в этот регион стран.