БИБЛИОТЕКА ИНТЕРНЕТ-ЖУРНАЛА «МИР ИСТОРИИ». Куликов В.А. История оружия и вооружения народов государств с древнейших времён до наших дней.

КУЛИКОВ
Валерий Александрович

Доктор исторических наук, кандидат технических наук, академик Академии военных наук и РАЕН, заместитель главного редактора журнала «Военная мысль». Автор более 120 научных работ. Полковник в отставке.

Куликов В.А.

ИСТОРИЯ ОРУЖИЯ И ВООРУЖЕНИЯ НАРОДОВ И ГОСУДАРСТВ С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО НАШИХ ДНЕЙ

Глава первая

ЛОГИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИЗУЧЕНИЯ И ОПИСАНИЯ ИСТОРИИ ОРУЖИЯ И ВООРУЖЕНИЯ НАРОДОВ И ГОСУДАРСТB

1.2. Роль и место оружия в истории цивилизаций

С логико-методологической точки зрения прежде чем начинать исследование, направленное на определение условий зарождения какого-либо явления, закономерностей его развития, следует представить себе, хотя бы в первом приближении, роль и место этого явления в той среде, в которой оно проявилось и развивается. Причём представить роль явления не в той упрощённой интерпретации, которую зачастую различают только в двух ипостасях — либо как «выдающуюся», либо как «неудавшуюся». Желательно выявить и раскрыть все или почти все (если удастся) роли, в каких рассматриваемое явление проявило себя в окружающем мире, оценить характер этих проявлений и степень их влияния на природу и общество, а также место, занимаемое этим явлением среди других общественно-исторических явлений в истории цивилизаций на разных этапах развития человеческого общества.

Согласно основным положениям науковедения при решении этой задачи следует исходить из того, что роль и место одного и того же конкретного общественно-исторического явления изменяются как в пространстве (т.е. от народа к народу, от государства к государству), так и во времени (т.е. от поколения к поколению, от эпохи к эпохе), что означает — роль и место данного конкретного явления не могут отражать абсолютно-теоретического научного знания, одинакового для всех времен, народов и государств (151). В этой связи заслуживает внимания мысль Ф.Энгельса о том, что сущность любой исторической науки (тем более формирующегося, как в нашем случае, военно-исторического научного знания) состоит в том, что «она имеет дело с историческим, т.е. постоянно изменяющимся материалом; она исследует, прежде всего, особые законы каждой отдельной ступени и лишь в конце этого исследования она может установить немногие вполне общие законы...» (138. Т. 20. С. 151). Если попытаться развить эту мысль в науковедческом плане, то нельзя не согласиться с мнением теоретиков науковедения о том, что в настоящее время её можно было бы закончить так: «...установить немногие вполне общие законы... производства научного знания» (151. С. 7).

Проведённый анализ «характера и степени участия» или, другими словами, роли (158, С. 630) оружия и его места в природе и жизни человеческого общества показывает, что во времена всех трёх выделенных нами условных исторических эпох эволюции оружия отношение к нему человека имело самые разнообразные оттенки: от поклонения и благоговения до презрения и порицания. При этом, в истории мировых и локальных цивилизаций все виды естественного и технического оружия играли и продолжают играть, как минимум, три основные роли. Были в эти времена у оружия и другие роли, но их отличали, как правило, или кратковременность участия в жизни человеческого общества, или несущественное, на наш взгляд, влияние на его развитие, поэтому мы оставляем их за рамками нашего исследования.

Первая роль, которую оружию «предложила играть» сама природа, была (и остаётся до сих пор) роль анатомических «составных частей» человека как «естественных средств самозащиты», включающих его руки, ноги, голову, тело и жизненную энергию организма — «абсолютное оружие древности» ( или «ци-гун» — такое название эта энергия получила в древне-китайском учении о технике управления этим оружием). В целях обоснования в дальнейшем единого подхода к созданию обобщённой (универсальной) классификации оружия и военной техники представляется целесообразным дать оружию в той роли, которую играл и играет этот вид естественного оружия, название «одушевлённое оружие». Проявления оружия в этой роли настолько необычны и, вместе с тем, настолько эффективны, что заслуживают особого внимания при реконструкции и описании истории его эволюции с древнейших времен до наших дней.

Если для первобытного человека применение одушевлённого оружия было единственной возможностью спасти свою жизнь, то для современного человека, достигшего совершенства в боевом искусстве его применения, оно стало эффективным индивидуальным средством самозащиты (и, конечно, нападения), культивируемом в таких видах, формах и стилях боевых единоборств (рукопашного боя, воинских искусств) как китайские у-шу, кун-фу, японские джиу-джицу, каратэ, дзю-до, аики-до, корейское тэквон-до, вьетнамское вьет-во-дао, российское самбо, американский кикбоксинг, французский сават и т.д.

История эволюции «искусства борьбы» одушевлённым оружием, как теории и практики подготовки и ведения рукопашного боя, развития характера и степени его участия в жизни человеческого общества берёт своё начало примерно в IV — III тысячелетиях до н. э. С этого времени, как отмечают письменные источники Древнего Востока (42. Т. 1. С. 525 — 527), человек начинает запоминать, повторять наиболее эффективные приёмы единоборства с дикими зверями, единоплеменниками и т.п. с помощью своих кулаков, рук, ног, тела и т.д., создавать школы обучения этим приёмам и совершенствовать технику их выполнения. Страной, в которой зародилось искусство ведения единоборства одушевлённым оружием, считают Китай, а первую систему выполняемых с его помощью боевых приёмов называют цюань-шу (от кит. цюань — кулак, шу — искусство). При этом техника и методика обучения рукопашному бою в каждой вновь создаваемой школе, действующей как в древние времена, так и в наши дни в условиях жёсткой конкуренции, носили и носят, как правило, эзотерический (от греч. esoterikos — внутренний) характер, т.е. тайный, скрытый, предназначенный исключительно для посвящённых. (См. Рис. 3)

Показательные выступления мастеров цюань-шу. (с гравюры)

Звериные стили борьбы монастыря Шаолинь.

Рис. 3. Реконструкция применения приемов «натурального оружия» в странах Древнего Востоке. (67)

Традиции китайского «искусства борьбы» одушевлённым оружием дальнейшее развитие получили в самых разнообразных видах восточных боевых единоборств, которые на протяжении многих веков широко использовались и используются народами и государствами всего мира. Обобщённый опыт овладения техникой и методикой тренировок восточных боевых единоборств, управления жизненной энергией организма человека нашел яркое отражение в одном из наиболее популярных учений Востока, получившем название кэмпо (от япон. — праведный закон кулака), глубинный смысл которого заключается в обучении древнему искусству борьбы как науки жизни, которая совершенствовалась на протяжении тысячелетий, оставаясь уникальной сокровищницей знаний для народов Востока. Под кэмпо понимают также путь реализации популярной на Востоке концепции единства микрокосма человеческой личности и макрокосма, достижения человеком гармонии с миром и с самим собой (65).

Для лучшего уяснения значения роли и места одушевлённого оружия в природе и человеческом обществе с древнейших времён до наших дней трудно, на наш взгляд, найти более разносторонний свод человеческих знаний и опыта чем источники кэмпо, в число которых входят:

даосская (китайская) философия, выдвинувшая идеи Пустоты, борьбы сил Инь и Янь, взаимодействия Пяти первоэлементов, Недеяния, Мягкости, Естественности, Метаморфоз;

йога как система психотренинга, физического и духовного совершенствования человека в её многочисленных разновидностях с учётом трёх основных национальных форм: индийская йога, тантрическая буддийская (китайская, тибетская, японская) йога и даосская (китайская) йога;

традиционные теории китайско-тибетской медицины о циркуляции жизненной энергии (ци), о точках и меридианах, об их связи с внутренними органами, о развитии энергетики организма человека (ци-гун);

«бионика» древности, наблюдение за повадками животных, из которого возникли так называемые «звериные» стили кэмпо;

локальные системы рукопашного боя и ритуальные боевые танцы различных племён и народностей;

опирающаяся на теории даосских мыслителей военная наука древнего Китая, в которой сформулированы принципы стратегии и тактики вооруженной борьбы;

Чань (Дзэн) — буддийская психотехника, позволившая добиться поразительных результатов в концентрации внимания и самовнушении. (Там же. С. 13)

Овладение столь обширной и эзотерической, как правило, системой знаний в любой школе кэмпо, независимо от её национальной и религиозной принадлежности, происходит по трём основным направлениям. Первое — это дыхательные упражнения, число и характер которых могут варьироваться в зависимости от конкретной методики обучения. Второе — гимнастические упражнения, состоящие из «разминочных» и «базовых» движений, т.е. характерных только для данной школы (определённый набор таких движений образует систему боевых приёмов рукопашного боя — боевое кэмпо). Третье — психотренинг и освоение энергетических ресурсов организма при помощи освоенных ранее дыхательных упражнений и систем движений.

Каждое из этих направлений неопровержимо доказывает, что одушевлённое оружие может и должно рассматриваться как один из видов естественного оружия[1]. Однако наиболее ярко и убедительно боевые возможности разновидностей одушевлённого оружия, сравнимые, по меньшей мере, с боевыми возможностями таких разновидностей холодного оружия как дубина или палица, раскрываются в боевом кэмпо. В системе знаний о боевом кэмпо человеческое тело рассматривается как инструмент, направляемый разумом и волей, как «оружие страшной разрушительной силы». Удары и «блоки» (защита от ударов), основанные на использовании жизненной энергии организма человека (ци-гун), придают боеспособность буквально любой части тела, однако в рукопашном бою находят применение чаще всего следующие разновидности одушевлённого оружия.

«Р у к и:
▪   передняя часть кулака с двумя ударными костяшками в горизонтальном и вертикальном положении («бараньи рога»);
▪   тыльная часть кулака;
▪   «внешнее» ребро ладони в положении «рука-меч»;
▪   «внутреннее» ребро ладони;
▪   один, два, три или четыре пальца, вытянутых в положении «копья»;
▪   вторая фаланга указательного пальца при сжатом кулаке («глаза феникса»);
▪   вторая фаланга среднего пальца при сжатом кулаке («голова дракона»);
▪   вторая фаланга большого пальца при сжатом кулаке;
▪   вторые фаланги всех четырёх пальцев («лапа леопарда»);
▪   первые фаланги четырёх пальцев и основание ладони («медвежья лапа»);
▪   основание ладони;
▪   тыльная сторона ладони;
▪   подсогнутые указательный и средний пальцы при раскрытой ладони («орлиный клюв»);
▪   слегка согнутые и растопыренные пять пальцев («тигровые когти»);
▪   подсогнутые указательный и средний пальцы при сжатой ладони и трёх остальных пальцах («два дракона, борющихся за жемчужину»);
▪   серп между большим и указательным пальцами («львиный зев» или «клешня краба»);
▪   пять пальцев, сложенных щепотью («голова журавля» или «клюв цыплёнка»);
▪   основание тыльной части ладони;
▪   основание большого пальца, прижатого к ладони;
▪   основание кулака;
▪   верх запястья в сгибе;
▪   предплечье с «внешней» и «внутренней» стороны;
▪   локоть;

Н о г и:
▪   ребро стопы («нога-меч»);
▪   «внутреннее» ребро стопы;
▪   средняя часть стопы;
▪   «подушечка» стопы;
▪   тыльная сторона стопы;
▪   пятка;
▪   «острия» пальцев ног;
▪   стопа в подьёме;
▪   голень;
▪   колено;
▪   бедро, таз;

Г о л о в а:
▪   лоб;
▪   затылок;
▪   темя;
▪   коса с вплетённой проволокой (в прошлом)» (65. С. 99 — 100).

Учитывая цель исследования, мы обратили внимание читателя на те разновидности одушевлённого оружия, к которым чаще всего прибегает в настоящее время человек с помощью специальных приёмов (способов) для самозащиты (нападения). Даже простое сравнение боевой эффективности разновидностей этого вида оружия и любого другого холодного (искусственного) вида оружия, которое берёт в руки человек, свидетельствует об огромных потенциальных боевых возможностях одушевлённого оружия. Отсюда, по-видимому, не случайно первая заповедь одного из древнейших учений Востока кэмпо гла¬сит: «человек — одушевлённое оружие». Вдумавшись в сущность этой заповеди , не трудно понять, что это — эффективное оружие многопланового применения, которое способно действовать в самых разнообразных ситуациях, создавать бесчисленные комбинации вариантов ведения рукопашного боя, вариантов защиты и нападения.

Для достижения целей раздела данной главы и исследования в целом представляется целесообразным сделать краткий экскурс в историю эволюции одушевлённого оружия, наращивания боевых возможностей его разновидностей теми или иными человеческими особями, становления и развития техники управления этим оружием, как боевого искусства рукопашного боя, культивирование которого хотя и насчитывает несколько тысячелетий, но истоки свои берёт, по всей видимости, со времени первых вооружённых конфликтов первобытного человека со своими единоплеменниками и окружающей средой.

По дошедшим до нашего времени древнейшим письменным источникам Востока и, прежде всего, «Историческим запискам» («Ши цзи» — первый обобщающий труд по истории Китая) китайского историка Сыма Цяня (рубеж II — I вв. до н.э.), в Китае уже в это время в некоторых монастырях происходит обучение приёмам рукопашного боя, который получил название цань-цюань (от кит. цань — длинный, цюань — кулак). Эта система приёмов и техника их исполнения стали исходной базой для образования и развития многочисленных школ обучения самой разнообразной технике ведения боевых единоборств как в Китае, так и в других странах Юго-Восточной Азии. Простая в освоении (32 основных приёма) техника рукопашного боя цань-цюань впервые была включена в боевую подготовку китайской императорской гвардии династии Сун (первый император династии правил в 960 — 976 годах н.э.), затем довольно быстро проникла в широкие слои народа и распространилась по всей стране.

Можно считать, что с этого времени многочисленные виды эзотерических восточных боевых единоборств стали развиваться по двум основным направлениям: даосскому или так называемому «внутреннему» («мягкому») и буддийскому или «внешнему».

Даосское направление зародилось в китайской провинции Хубей, где по народной легенде на горе Удан некогда жил применяющий приёмы только этого направления отшельник-воитель и где ныне расположен даосский монастырь. Техника и методика тренировки всех видов боевых единоборств в школах «внутреннего» направления (нэй-цзя) основываются на развитии энергетических способностей человеческого организма, на управлении его биоэнергией (ци), позволяющей многократно усиливать действие изощрённых приёмов рукопашного боя. Обучение приёмам «внутреннего» («мягкого») направления кэмпо присуще бесчисленным даосским сектам.

Буддийское направление зародилось и культивировалось в эзотерических школах Китая при буддийских монастырях, ведущих своё происхождение от чаньской обители Шао¬линь. В школах этого направления, получившего название «внешнего» (вай-цзя), предпочтение отдавалось и отдаётся закалке тела, развитию скоростных и силовых способностей человека — в общем, всего того, что в настоящее время в школах боевых единоборств Европы и Америки ассоциируется в той или иной мере с методикой обучения и техникой владения приёмами рукопашного боя школ кун-фу и каратэ.

На основе техники и методики тренировок этих направлений классического кэмпо — даосского («внутреннего») и буддийского («внешнего») в течение многих столетий организационно оформились две «большие школы» боевых единоборств типа Тайцзи-цюань и Шаолинь-сы-цюань, каждая из которых насчитывает десятки и сотни тысяч адептов (от лат. аdeptus — достигший, посвящённый в тайны какого-либо учения, приверженец) (65. С. 14). Структуру большой школы образуют так называемые «малые школы», олицетворяющие, как правило, личность какого-либо выдающегося мастера рукопашного боя, а значит и свойственные только ему методику обучения, стиль выполнения боевых приёмов и т.п., которые постепенно ведут к обособлению школ.

Уже в ХIV — ХVII веках получившая массовое развитие в Китае классическая техника шаолиньского боевого единоборства у-шу (от кит. у — военный, шу — ремесло, искусство), насчитывающая 170 наиболее эффективных приёмов применения одушевлённого оружия, приводит к образованию обособленных национальных школ боевых единоборств тэквон-до в Корее, во-дао во Вьетнаме, каратэ в Японии и т.д. В это же время в Китае создаются малые школы так называемых «звериных» стилей боевых единоборств (Рис. 3) — например, пяти стилей Шаолиня («Тигра», «Дракона», «Леопарда», «Журавля» и «Змеи»). Некоторые из этих «звериных» стилей приводят к образованию на их основе малых школ таких экзоти¬ческих боевых единоборств, как школа «Обезьяны» (с наращиванием сложности техники выполнения приёмов — «Прыгающая обезьяна», «Валяющаяся обезьяна»), школа «Кузнечика-богомола», школа «Пьяницы» (с восемью подвидами в зависимости от сложности приёмов — от «Пьяницы с чашечкой» до «Пьяницы с бочонком»).

В ХVIII — ХIХ веках количество школ различных направлений, стилей и форм восточных боевых единоборств непрерывно растет, особенно в Китае, Японии и Корее. При этом характерной особенностью увеличения количества таких школ, которую нельзя не учитывать при определении тенденций развития оружия в начале ХХ1 века, является сложившееся ещё в древности условное деление их на религиозно-сектантские и светские.

К религиозно-сектантским школам относят воинственные монастырские общины орденского толка в буддийских обителях и даосские секты. Буддийские монастыри в Китае, Японии, Корее и Вьетнаме являются основными хранителями и носителями традиций восточных боевых единоборств. Классическим примером этого может служить знаменитый монастырь Шаолинь, прославившийся и как «академия у-шу», и как собирательный образ эзотерических школ восточных боевых единоборств в многочисленных самурайских кинобоевиках и каратистских «фильмах действия» второй половины ХХ века. Нарастание борьбы за выживание в человеческом обществе конца ХХ века, сопровождаемое яркой рекламой восточных боевых единоборств и соответствующими учениями плодящихся как грибы многочисленных религиозных сект, не могло не стать причиной увеличения притока молодёжи в религиозно-сектантские школы этого направления кэмпо как на Востоке, так и на Западе. Наблюдаемое явление указывает на создание определённых предпосылок для возрастания роли и значения одушевлённого оружия среди других видов оружия и, прежде всего холодного, в начале ХХI века.

Перед светскими школами, согласно их предназначению, всегда стояли задачи достижения мирских, гражданских целей общества. Одни из них обслуживали армейские структуры государства, другие — готовили воинов-повстанцев для отрядов тайпинов, бойцов самурайских дружин, клановых дружин лазутчиков ниндзя и т.д. В странах Юго-Восточной Азии получили также широкое распространение специальные частные светские школы: фамильные (для кровных родичей) и платные (для избранных). Происходящее увеличение количества светских школ свидетельствует о том, что военно-прикладное значение кэмпо в начале ХХ1 века не только не уменьшилось по сравнению с прошлым веком, но и возросло. В вооружённых силах практически всех стран мира каратэ, аики-до и прочие разновидности кэмпо входят в программы боевой и физической подготовки личного состава воинских формирований. Это способствует не столько гармоничному сочетанию физических, психических и моральных стимулов в воспитании солдат и офицеров, сколько наращиванию ими боевой эффективности всех разновидностей своего одушевлённого оружия по системе боевого кэмпо, которым интенсивно овладевают в настоящее время не только армии, но и полиция, и спецслужбы всех государств мира.

Видимо, недооценкой военными теоретиками Запада роли и значения одушевлённого оружия в человеческом обществе (если не стратегическим просчётом в прогнозировании основных направлений развития оружия и военной техники в ХХ веке) можно попытаться объяснить «принятие его на вооружение» в армиях стран Европы и Америки только после 2-й мировой войны 1939 — 1945 годов. Огромные возможности этого оружия впервые раскрылись перед европейцами и американцами во время войны в воинственном духе японцев, их фанатической смелости, презрении к смерти, удивительной физической подготовке и искусстве ведения рукопашного боя. Массами возвращавшиеся на родину из оккупированной Японии американские солдаты в 1949 году впервые познакомили Америку с приёмами применения этого оружия в популярной системе боевого и спортивного единоборства каратэ (япон. кара — пустота, тэ — рука, рукопашный бой). Эффект, произведённый появлением каратэ в эти годы на Западе, сравнивают разве что с реакцией дикарей на огнестрельное оружие (65. С. 399).

В начале ХХI века в США, Франции, ФРГ, Голландии, Англии и ряде других стран Европы и Америки действуют многочисленные светские и религиозно-сектантские школы боевых единоборств восточного происхождения, история которых насчитывает уже несколько десятилетий. В них стремятся, как правило, поддерживать традиции кэмпо, которые живы в настоящее время не только в школах боевых единоборств в Китае, Японии, Корее и Вьетнаме, но и в других странах Востока. Школами борьбы одушевлённым оружием славятся Индия, Бирма и Таиланд, Тибет и Монголия, Индонезия и Малайя. В далёкой Бразилии культивируют приёмы рукопашного боя под названием капоэйра — удивительно похожего на каратэ боевого единоборства, созданного негритянскими рабами.

В России в начале ХХ1 века обучение технике восточных боевых единоборств (каратэ, дзю-до и т.п.) входит в программу боевой подготовки отдельных категорий военнослужащих (разведчиков, десантников и др.). Однако, основной частью системы подготовки личного состава Армии и Флота России, её внутренних, пограничных войск и т.д. по рукопашному бою является самбо (сокр. от «самозащита без оружия»). Техника боевого единоборства самбо официально оформилась в 30-е годы ХХ века в СССР в результате отбора наиболее эффективных приёмов боевых единоборств входивших в Союз народов разных национальностей (русского кулачного боя, грузинского чидаоба, узбекского кураш, азербайджанского гюлеш и др.) и восточных боевых единоборств. Приёмы самбо подразделяют на боевые и спортивные. (42. Т. 1. С. 526)

Завершая краткий анализ первой из основных ролей оружия в природе и обществе, причём изученную военными теоретиками и историками многих стран к настоящему времени недостаточно и, как правило, весьма односторонне, нельзя не отметить (учитывая необходимость единого, типового подхода к описанию всех ролей оружия), что применение одушевлённого оружия, как и любого другого вида оружия, во все века, во времена всех цивилизаций основывалось и основывается на «канонах военной науки» (теорий стратегии и тактики), заложенных известными военными теоретиками Востока, одним из которых был выдающийся полководец Китая конца VI — начала V веков до н.э. Сунь-цзы. Его трактат «О военном искусстве» (66. Т. 1. С. 201 — 211) с равным успехом использовали и князья, и военачальники, и бродячие рыцари, и мастера боевых единоборств. Заповеди Сунь-цзы легли в основу теории военного искусства применения одушевлённого оружия всеми школами кэмпо — даосскими и буддийскими, «внутренних» и «внешних» стилей.

В течение многих веков основные положения теорий стратегии и тактики трактата Сунь-цзы были справедливы как при применении воинскими формированиями восточных государств холодного и огнестрельного оружия, так и при применении мастерами восточных единоборств одушевлённого оружия. Адепты классических направлений кэмпо при подготовке к единоборству и его ведении всегда исходили из безусловного выполнения четырёх основных положений теории стратегии Сунь-цзы: подготовка и познание собственных сил, правильная оценка противника, расчёт времени и изучение местности, условий боя. Главные тактические принципы Сунь-цзы сводятся к маскировке своих намерений, молниеносной быстроте действий, сочетанию уставных действий и умелого проявления инициативы при маневрировании.

Комментаторы трактата «О военном искусстве» неоднократно подчёркивают мысль Сунь-цзы о том, что использование каждого тактического приёма диктуется конкретной ситуацией и программированию не поддаётся, поскольку борьба, как гласит древнее китайское изречение, есть «тысяча изменений и десять тысяч превращений». Мастера кэмпо овладевают приёмами единоборства исходя из основного положения «канона военной науки», рассматривающего войну как разновидность всевозможных видов борьбы в широком смысле слова, для которой все правила ведения войны применимы и для рукопашного боя. Теоретические положения стратегии и тактики, как и весь трактат Сунь-цзы долгое время служили основой военных доктрин Китая и Японии (66. Т. 1. С. 201).

С совершенно новой точки зрения можно подойти к рассмотрению роли и места одушевлённого оружия в природе и обществе в XXI веке в связи с открытием в 1997 году учёными Эдинбургского университета в Шотландии возможности клонирования человека подобного «принятому за образец», т.е. «создания копий» человека таких, например, как мастера боевых единоборств Симабуку Тацуо (Окинавская школа Иссии-рю), Кяму Тётоку и Мотобу Тёку (школы Кабаяси-рю и Годзю-рю) или как американский киноактёр Чак Норрис и его партнёр по многим кинобоевикам «маленький дракон» Брюс Ли, или любых других «солдат одушевлённого оружия». Клонированная шотландскими учёными овца Долли позволила американскому учёному-физику Ричарду Сиду, обладателю диплома доктора наук Гарвардского университета, в своё время заявить, что он собирается «осчастливить» всех к 2000 году первым «гомункулусом» (искусственным человеком), созданным по технологии кодирования.

Второй ролью оружия, если следовать хронологии появления его разновидностей в природе и обществе, можно считать исполнение им роли естественных и искусственных (технических) средств поражения, к созданию поражающих, боевых свойств которых приложил свои руки и ум человек. Следует сразу отметить, что именно эти (или только эти) средства поражения многие философы, военные теоретики и практики называют в наши дни «оружием».[2] Чтобы исключить появляющуюся при этом неоднозначность в употреблении этого понятия, а также учитывая поставленную цель создания обобщённой (универсальной) классификации оружия и военной техники, в нашем исследовании читателю предлагается исходить из допущения, что в рассматриваемой роли в широком смысле слова под «оружием» могут и должны выступать все виды как естественного, так и искусственного оружия, т.е. и одушевлённое, и холодное, и огнестрельное, и ядерное, и химическое, и биологическое, и психотронное, и информационное и т.д.

Рассмотрению характера и степени участия в жизни человеческого общества естественных и искусственных (технических) средств поражения, созданных руками человека, посвящены специальные главы книги, в которых предпринята попытка обобщить накопленный опыт описания их создания и развития и реконструировать историю эволюции таких решающих для своего времени, своей эпохи средств поражения как холодное, огнестрельное и ядерное оружие. В данном же разделе хотелось бы привлечь внимание читателя лишь к наиболее характерным особенностям «участия» естественных и искусственных средств поражения в жизни человеческого общества, их влияния на окружающую среду и экологию человека. Среди них, на наш взгляд, можно выделить следующие.

В о - п е р в ы х, естественные и искусственные средства поражения впервые стали участвовать в жизни человеческого общества с того момента, когда первобытный человек, занимаясь охотой, заострил или, как говорят археологи, «оббил» конец палки, которую он поднял с земли или отломал от дерева и поразил (убил, ранил ) ею птицу, зверя и т.д., т.е. задолго до того, как он начал сам создавать искусственные средства поражения. С этого же времени, можно считать, человек начинает оказывать негативное влияние на окружающую его среду, а значит и на свою экологию, загрязняя и разрушая её.

В о - в т о р ы х, к осознанному, целенаправленному созданию профессиональных средств поражения, как военно-технических средств ведения вооружённой борьбы или, другими словами, — оружия и военной техники, а следовательно, и к организации вооружения как вида человеческой деятельности человек приступил после появления в обществе частной собственности, разделившей общество на классы, и последовавшего за этим перехода от вооружённых столкновений отрядов первобытных племён к войнам между армиями народов и государств.

В - т р е т ь и х, по мере развития человеческого общества оружие постепенно становится одним из основных средств урегулирования, разрешения антагонистических противоречий между классами и народами как внутри государства, так и вне его, а это значит — между двумя государствами или коалициями государств, т.е. оружие становится и средством урегулирования политических, международных отношений.

В - ч е т в ё р т ы х, по мере перехода человеческого общества в своём развитии от одной цивилизаций к другой проводимая государствами политика и, в первую очередь, её военно-техническая составляющая, всё больше начинают оказывать доминирующее влияние на развитие и совершенствование оружия и военной техники, на организацию вооружения как вида человеческой деятельности, при одновременном возрастании обратного влияния следствия на породившую его причину.

В - п я т ы х, закономерной особенностью развития организации вооружения как вида человеческой деятельности во времена всех мировых и локальных цивилизаций становится значительное усиление влияния политики на эту деятельность в границах государственного и военного строительства, его динамику и пропорции в период подготовки народов и государств к войнам.

В - ш е с т ы х, потребность общества в оружии и военной технике всегда могла и может быть реализована лишь при выполнении следующих основных условий его развития: а) создания эффективного материального производства и б) высокого уровня развития науки и техники, которые представляют собой важнейшие источники развития естественных и искусственных (технических) средств поражения и организации вооружения как вида человеческой деятельности.

Вместе с тем, идентифицируя взятую человеком в руки палку с заострённым или утяжелённым концом как естественное (т.е. созданное природой) средство поражения, мы с некоторыми оговорками допускаем, что эта палка может считаться первой из известных разновидностей холодного оружия — одного из первых решающих видов оружия, развитие которого вместе с совершенствованием одушевлённого оружия обусловливает выбор начала общей реконструкции истории эволюции оружия и вооружения народов и государств. Нельзя, видимо, при этом априори соглашаться с высказанной в свое время гипотезой, что первым оружием, «изобретённым» человеком, были дубина и копьё (219), но с весьма большой долей вероятности можно утверждать, что первые средства поражения как взятые у природы в основном в готовом виде, так и изготовленные руками человека стали первыми разновидностями холодного оружия, участвующими в жизни человеческого общества до настоящего времени под названием «холодное охотничье оружие».

Развитие и совершенствование холодного оружия в человеческом обществе среди других средств поражения имеет самую продолжительную по времени историю эволюции, сравнимую разве что с историей эволюции человеческого общества. Позволив первобытному человеку, взявшему в руки палку, ощутить при этом возможность увеличить силу (мощь), дальность и скорость нанесения поражающего действия руками, холодное оружие, начиная с раннего палеолита (Древний каменный век — около 2 млн. лет назад) и кончая XIII веком н.э., становится единственным видом оружия, с помощью которого на протяжении примерно 1.999.350 лет человечество разрешало, урегулировало антагонистические противоречия между единоплеменниками и племенами, общинами и классами, народами и государствами в самых различных регионах мира на Востоке и на Западе, Севере и Юге, т.е. решающим видом оружия во времена всех цивилизаций, которые развивались в течении этого исторического периода.

Гипотезы многих исследователей эволюции тех или иных разновидностей холодного оружия сходятся в предположении, что «в руках человека появилась сначала дубина, т.е. обломок дерева с одним более тяжёлым концом, а затем к этому утолщению был привязан камень, именно это орудие и превратилось в очень мощное средство для применения его на охоте и в бою» (213. С. 8). Развитие этой разновидности холодного оружия в виде многочисленных модификаций , изготовленных уже руками человека из различных материалов, позволило «дожить» ей до наших дней: ударно-раздробляющие свойства этого оружия нашли ему применение в XX веке во многих странах мира в качестве дополнения к вооружению подразделений полиции и других подобных вооружённых формирований. Такой же путь прошли многие разновидности холодного оружия: лук и стрелы стали прототипами многих метательных машин эпох дикости, варварства и цивилизации, арбалета образца XX века; каменный (или роговой) нож определил основные направления развития колющего и рубяще-режущего холодного оружия — кинжалов, мечей, шпаг, топоров, пик, штыков и т.п.

С появлением в природе и человеческом обществе в начале XIV века обладающего неизмеримо большей боевой эффективностью по сравнению с холодным — огнестрельного оружия, первое продолжило своё участие в жизни общества, изменив лишь области и характер этого участия. Оно сохраняет свою роль на охоте, остаётся в арсенале личного оружия воинов профессиональных армий, многие его разновидности в течение столетий находят применение в рукопашном бою. Человек находит применение холодному оружию в начале XXI века, совершенствуя его классические разновидности и создает новые, которые, без сомнения, найдут применение и в XXII веке.

Эволюция огнестрельного оружия в жизни человеческого общества продолжается в течение значительно меньшего исторического отрезка времени, чем холодного — всего каких-нибудь 650 лет. Но за это время характер и степень участия огнестрельного оружия в жизни природы и общества достигли такого влияния на все стороны человеческой жизни, которого холодное оружия не смогло достигнуть почти за 2 млн. лет. За шесть с лишним столетий развитие огнестрельного оружия в корне изменило экономические, политические, социальные отношения между народами и государствами — усилилась классовая поляризация общества, а непрерывно сокращающаяся по численности группа господствующих в государствах классов получила в монопольное владение не только более эффективные средства насилия, угнетения и подавления, но и средства вооружённой борьбы, с невиданной до их создания и применения огневой мощью, дальностью и скоростью поражающего действия.

Неизмеримо расширились возможности, которые огнестрельное оружие предоставило народам и государствам для урегулирования политических отношений, претворения в жизнь самых дерзких агрессивных военно-политических замыслов. Достаточно только напомнить, что огнестрельное оружие позволило человечеству развязать два самых крупномасштабных вооружённых столкновения народов и государств за всю многовековую историю своего развития — две мировые войны: Первую мировую войну 1914 — 1918 годов, в которой участвовало 38 государств мира с населением свыше 1,5 млрд. человек (2/3 населения земного шара), и Вторую мировую войну 1939 — 1945 годов, в которой участвовало 61 государство мира с населением 1,7 млрд. человек (свыше 80% населения земного шара).

За время подготовки к первой мировой войне и в ходе её, то есть примерно за 15 — 20 лет, оснащение армий и флотов участвующих в войне государств, причём самыми эффективными средствами поражения, привело к увеличению их общего количества до величины, превышающей во много раз достигнутый к этому времени уровень их накопления человечеством за все предшествующие века существования мировых цивилизаций. Огневая мощь, дальность и скорость поражающего действия применяемого армиями и флотами огнестрельного оружия, в том числе доставляемого к цели с помощью стремительно развивающихся специальных технических устройств — военной техники, достигли показателей тактико-технических характеристик (ТТХ) несоизмеримых с показателями ТТХ боевого холодного оружия. В числе типовых образцов огнестрельного оружия, сыгравших решающую роль на полях сражений первой мировой войны, можно назвать нарезное автоматическое оружие (винтовки, автоматы, пулемёты), миномёты, артиллерийские орудия, бронемашины (с установленными на них пулемётами или орудиями небольшого калибра), боевые танки (с устанавливаемыми на них пулемётами калибра 7,62-мм и пушками калибра 37, 57 и 75-мм ), боевые самолёты (с установленными на них пулемётами нормаль¬ного калибра и только в опытном порядке — пушками, а также устройствами для подвески и дистанционного сбрасывания авиационных бомб) и др. Огнестрельное оружие резко усилило боевую мощь флота — возросла роль подводных лодок, морской авиации, торпедного и минного оружия. (45. С. 544 — 546)

За 20 с лишним лет между первой и второй мировыми войнами и входе второй мировой войны роль огнестрельного оружия в природе и обществе достигла кульминации в проявлении боевых возможностей искусственными средствами поражения, приводимыми в действие энергией взрыва пороха. Достаточно отметить, что для этого самого крупнейшего в истории человечества вооружённого столкновения народов и государств, унёсшего свыше 55 млн. человеческих жизней и приведшего к возникновению необратимых разрушительных процессов в природе, в её флоре и фауне, стало характерным массовое применение, наряду с состоящими на вооружении огнестрельным оружием и военной техникой, — новейших боевых самолётов, танков, артиллерийских орудий, миномётов, высокая степень моторизации пехоты, широкое использование новых технических средств доставки оружия к цели — баллистических ракет, самолётов-снарядов, реактивной авиации и др. В конце войны впервые было применено ядерное оружие. (49. 81. 129)

Таким образом, огнестрельное оружие в течение 650 лет было решающим видом оружия при урегулировании всех мировых, региональных и локальных военных конфликтов, которые возникали в течении этого исторического периода между народами и государствами. Развитие огнестрельного оружия продолжается и в наши дни. Оно остается самым массовым оружием в вооруженных силах государств современных цивилизаций, но роль решающего вида оружия уже не играет.

С появлением во второй половине XX века в арсенале армий и флотов наиболее развитых государств мира ядерного оружия, эволюция которого насчитывает только 50 лет, влияние искусственных (технических) средств поражения на урегулирование политических отношений между народами и государствами возросло настолько, что отдельные военные философы, историки и теоретики возможные последствия применения ядерного оружия в вооружённых конфликтах, как оружия массового поражения — решающего вида оружия современности, стали связывать уже не с достижением политических целей противоборствующими сторонами, т.е. не с победой в войне, а с непредсказуемыми для обоих сторон потерями и разрушениями, подрывом самих биологических основ жизни на Земле и гибелью цивилизации, а значит — с поражением в войне (42. Т. 2. С. 233 — 235)

Анализ причинно-следственных связей между возрастанием и снижением значения роли естественных и искусственных средств поражения, используемых человеком на всех исторических этапах своего развития, показывает, что во все времена существовала прямая и обратная зависимость между возможностью создания новых высокоэффективных образцов оружия и военной техники и уровнем развития промышленного производства, наличием новейших технологий, достижений науки. Областью деятельности человеческого общества любой страны, в которой реализовывались и реализуются эти условия, была и остаётся область государственного и военного строительства, в которой значительная часть общества, причём, как правило, самая образованная, занимается таким видом деятельности как вооружение, т. е планированием развития (разработкой замысла создания), проводит научные исследования и испытания (НИОКР), осуществляет промышленное производство, организует накапливание и хранение (создает мобилизационные запасы) оружия и военной техники, продает (поставляет) в требуемом количестве их в войска (силы) или реализует на мировых рынках торговли оружием. С этим видом деятельности тесно связаны такие виды деятельности общества, которые направлены на реализацию боевых возможностей оружия и военной техники как в процессе строительства, так и применения вооруженных сил — это строительство для эксплуатации в мирное время и боевого применения в военное время оружия и военной техники (систем оружия) необходимых сооружений, осуществление их ремонта и восстановления в случае выхода из строя и, наконец, применение в вооружённой борьбе.

Завершая обзор наиболее характерных черт эволюции оружия, выступающего в роли естественных и искусственных средств поражения, создаваемых человеком, нельзя не напомнить основополагающий для любого военно-исторического исследования, в том числе и для нашего, вывод о многовековой органической связи эволюции организации вооружения народов и государств с генезисом оружия и причинно-следственных связях, существовавших веками между политическими отношениями классов, народов и государств, войной и военно-техническими средствами её ведения: «В применении к войнам, — гласит он, — основное положение диалектики... состоит в том, что «война есть продолжение политики другими» (именно насильственными) «средствами». Такова формулировка Клаузевица, одного из великих писателей по вопросам военной истории, идеи которого были оплодотворены Гегелем». (126. Т. 26. С. 224)

Третья роль, которую играло и продолжает играть до настоящего времени оружие в природе и человеческом обществе, раскрывается в исполнении им роли источника эмоционального и интеллектуального воздействия на культуру и духовную жизнь человека. В каком-то смысле, это — проявление обратной связи между уже созданным когда-то оружием и человеком, человеческим обществом. Первые факты для появления такой гипотезы дали археологические источники, которые свидетельствуют об обожествление первобытным человеком многих искусственных средств поражения, их необъяснимых для него, сравнимых разве что с могучими силами природы, возможностей — убойной силой удара деревянной палицы, каменного топора и кинжала, стремительно настигающего брошенного в зверя копья и, наконец, скоростью и дальностью поражения, сравнимой разве что с молнией, пущенной из лука стрелы — этого решающего оружия эпохи дикости.

Можно только догадываться какие эмоции, чувства ( страх, гнев, ненависть, печаль, радость и т.д.) испытывал первобытный человек в единоборстве со зверем или своим единоплеменником, применяя позаимствованное у природы или сделанное своими руками оружие. С «верным ему» оружием человек эпохи дикости и более поздних эпох, как правило, не расставался до самой смерти. Он боготворил таинственную силу своего оружия, украшал его. Это оружие хоронили рядом с ним после его смерти вместе с любимыми предметами быта, животными и близкими ему людьми, которых по обычаю, видимо, перед этим убивали. Об этих фактах свидетельствуют «великие археологические открытия», сделанные в XIX и XX веках, при раскопках в Средиземноморье и на Ближнем Востоке, а также археологические открытия в Китае, Японии и Индии, при изучении раннего железного века, поздней античности и средневековья в Европе, при обнаружении памятников доколумбовой Америки в Западном полушарии (ацтеков в Мексике, майя в Центральной и Южной Америке, инков в Перу), многочисленных позднепалеолитических памятников в Костёнках в России близ Воронежа, стоянок шелльского времени Сатани-Дар в Армении, мустьерских памятников Киик-Коба в Крыму и Тешик-Таш в Средней Азии, и многих других. (197. Т. 1. С. 824 — 842)

Самыми яркими и убедительными свидетельствами непрекращающегося эмоционального и интеллектуального воздействия оружия на человека на протяжении всей истории развития человеческого общества являются многочисленные памятники духовной культуры, которые несли и продолжают нести наибольшую мировоззренческую, интеллектуальную и образную нагрузку этого воздействия. Среди них автор хотел бы привлечь внимание читателя прежде всего к мифам и народному героическому эпосу, художественно-поэтической литературе, произведениям изобразительного искусства и музыкального творчества, религиозным повествованиям, сочинениям философов, государственных и военных деятелей, коллекциям оружия.

Сквозь строки-памятники мировой культуры, отмечают исследователи выделенной нами третьей роли оружия (206), просвечивают не только абстракции, глубочайшие по степени проникновения в интимную сущность различных сторон создания и применения оружия, в том числе политических, экономических, военных, но и блистающие чувственной палитрой наглядные образы, картины вооружённой борьбы и создания оружия. Проницательность, образность, пафос при обращении наших предков и современников к оружию обусловлены судьбоносностью его влияния на фундаментальные основы самого существования, жизнь и смерть человека, народов и государств.

В мифах и народном героическом эпосе, художественно-поэтической литературе, изобразительном искусстве, музыкальном творчестве всех народов и государств во времена существовавших мировых и локальных цивилизаций образ оружия служит, как правило, для выражения торжества Добра над Злом. И хотя владеющая им рука может принадлежат как герою, так и негодяю, в произведениях народного творчества оружие несёт, в конечном счёте, смерть и разрушение только во имя торжества справедливости, служит для защиты человека, спасения его жизни, сохранения или обретения им свободы и независимости, достижения благополучия.

В древнейшие времена оружие, которое на протяжении многих столетий, как мы отметили выше, можно классифицировать только как холодное оружие, вдохнуло в человека неизведанные им ранее ощущения силы и могущества, вызывало у него чувства восторга и преклонения перед оружием и его создателями. Об оружии, как одном из мощных источников эмоционального и интеллектуального воздействия на человека с древнейших времен до наших дней, рассказывается в многочисленных мифах и героическом эпосе разных народов и государств. Мы привлечем внимание читателя лишь к некоторым произведениям народного творчества, в которых эмоциональное влияние оружия на человека отражено, на наш взгляд, наиболее ярко и выразительно. Среди них прежде всего привлекают внимание мифы, легенды и сказания народов и государств Древнего Востока и Древней Греции.

Древнеегипетские мифы — одни из самых древнейших, дошедших до нашего времени, мифов, с одной стороны, стали источниками для создания целого ряда классических литературных произведений, египетской религиозной драмы, с другой, — предоставили исследователям ценнейший материал и для сравнения духовной культуры и религиозных представлений народов Древнего Востока и для изучения идеологии греко-римского мира. Нельзя не отметить значение древнеегипетских мифов и для изучения истории возникновения и развития христианства, в том числе его отношения к оружию. Происхождение многих элементов христианской догматики, мифологии, иконографии и ритуала, пасхальной и рождественской обрядности, иконографии «Страшного суда», богоматери и ряда святых — всё это осталось бы непонятным для непосвящённых без привлечения соответствующих материалов из области истории египетской религии и, в частности, древнеегипетских мифов (1).

Эмоциональная роль оружия в многочисленных древнеегипетских мифах, которая ещё мало изучена, в значительной мере окрашена наивными религиозными представлениями их героев о сверхъестественных силах природы. С развитием египетского общества появляются новые и наполняются другим содержанием старые мифы: в них, наряду с силами природы, героям уже начинают противостоять общественные силы — так же необъяснимые первоначально как и силы природы. В своём подавляющем большинстве в непосредственных записях мифов и дополняющих их религиозных текстах[3] , гимнах, в которых встречаются изложенные в поэтической форме целые отрывки различных мифов, рассказывается, как правило, о борьбе бога-солнца с его врагами как о борьбе света с мраком, солнца с водяной стихией и т.д. Каждый египетский солнечный бог, будь то Ра, Шу-Онурис, Гор или Монту, сражается и побеждает врагов, олицетворявших собой воду, бурю и преисподнюю, кишащую змеями, крокодилами и гиппопотамами. Наряду с отличительной особенностью древнеегипетских мифов — воспеванием культа животных, в них находят отражение присущие как первобытно-общинному, так и рабовладельческому обществам Египта культ предков, культ фетишей, растений и т.п. Не обойдён вниманием и культ оружия.

Борьба бога-солнца с его врагами самым различным оружием — копьём, луком со стрелами, мечом, кинжалом и т.д. — красной нитью проходит через весь ритуал солнечного культа в мифах. И в каждом мифе, гимне неизменно вдохновенно и радостно воспевается победа с помощью оружия бога-солнца над противником. Вот как в одной из многочисленных легенд воспевается победа Шу-Онуриса, старшего сына бога Ра, охраняющего своего отца с копьем в руке от нападения крокодила в плывущей по Нилу солнечной ладье:

Слава тебе Шу, наследник Ра,
Старший сын, вышедший из его тела!..
Поражающий врагов ежедневно!..
Утренняя ладья в ликовании,
Когда они видят Шу, сына Ра, победителя,
Ибо вонзил он копье свое в злого. (139. С. 32)

Нельзя не заметить, что чаще всего в древнеегипетских мифах противниками бога-героя выступают змеи, культ которых в религии и фольклоре древнего Египта занимает огромное место и несёт развитие двух эмоциональных начал: злого и доброго. Легенды рассказывают, что земля и находящийся в ней мир мёртвых полны змей, злых и добрых. Злые — мешают плаванию богов-героев по подземному Нилу, добрые — помогают им, вооружённым мечами, копьями, кинжалами, торжествовать над злом:

Великая змея на челе твоём
Поражает злотворящего дракона
И разрубает позвоночник его,
Раздирает его пламя,
И огонь пожирает его.
Побеждает его Исида
И ранит его Нефтида,
Поражает Тот его мечом
И низвергает его...
Великая Девятка сражается с ним,
И ликуют они, когда он повержен.
Дети Гора хватают ножи
И наносят ему раны многие. (Там же.С.41)

В каждой из дошедших до нашего времени непосредственных записей мифов — «Сказании о Ра и змее почтенном», «Сказании об истреблении согрешивших людей», «Сказании о Горе Бехдетском, Крылатом Солнце», «Сказании о низвержении Апопа» и др. (Там же. С. 83 — 152), боги-герои применяют победоносное оружие, которое помогает торжествовать добру над злом. Мифические сказания Египта нашли свое отражение в пер¬вом обобщённом описании истории древневосточных народов греческого историка, «отца истории» Геродота (ок. 484 — 425 гг. до н.э.) (56). Однако многие военные аспекты мифов и героического эпоса Древнего Египта, в том числе связанные с ролью оружия в природе и обществе, ещё ждут своих исследователей.

Мифы древней Индии, как письменные памятники высокой духовной культуры человечества, позволяющие на научной основе реконструировать характер и степень участия оружия в жизни человеческого общества, нашли отражение в древнейшем памятнике индийской литературы — «Ригведе» и в восходящих к III веку до н.э. рукописях большой индийской эпической поэмы «Махабхарата» и поэмы «Рамаяна». Эти поэмы древнеиндийского эпоса, носящие зачастую гиперболический, утрированный характер повествования, в котором тесно переплетается реальное с чисто мифическим, сказочным, свидетельствуют, помимо всего прочего, об огромной роли эмоционального воздействия оружия на все стороны жизни индийского общества, причем оружия, которое обладало трудно объяснимым для своего времени, развивающейся исторической цивилизации поражающим действием. Уделим этому немного внимания.

В те далёкие времена в Индии существовала, как свидетельствует «Махабхарата» (140), особая наука (астравидья) о владении оружием (астра) Эта наука о владении оружием считалась сверхъестественным искусством, которое постигалось не столько длительным изучением оружия и упорными тренировками с ним, сколько умением «объединить свой духовный мир с внутренними, сверхъестественными силами оружия». Считалось, что искусство владения тем или иным оружием могло переходить «по наследству» от отца к сыну, как это произошло с Кушей и Лавой — двумя сыновьями Рамы в поэме «Рамаяна». Страх потери волшебных свойств принадлежащего отцу оружия после его смерти звучит в обращении его сына Джамадагни в поэме «Махабхарата»: «Благоволи же, о Бхаргава, отдать мне все без исключения виды оружия вместе с заклинаниями и тайнами их применения”. Сказав ''да будет так'', Бхаргава (или Парашурама) отдал тогда сыну без исключения всё оружие и военную науку (выделение наше — В.К.) вместе с её тайнами и законами». (Там же. С. 158)

Важнейшими видами «божественного или небесного оружия (divyastra)», под эмоциональным воздействием которого живут, побеждают и погибают герои «Махабхараты» и «Рамаяны», в памятниках санскритской письменности называются: агнея (agneya), айндра (aindra) и ваявья (vayavya). Преклонение перед этими видами оружия обусловлено тем, что они находятся будто бы под покровительством богов: Агни — бога огня, Индры — бога грозы и грома, Ваю — бога ветра (Там же. С. 53, 48). Представляет интерес, с рассматриваемой нами точки зрения, упоминание и о других видах мифического оружия: праджапатья, каубера, варуна и яма, которым также покровительствуют боги — Праджапатья (владыка созданий), Кубера (бог богатства), Варуна (владыка вод) и Яма (бог смерти) (Там же. С. 21, 59). Упоминаются ещё мифическое оружие раудра, находившееся будто бы под покровительством бога Рудры — Шивы, оружие ваджра (гомовая стрела, перун) и другие разновидности оружия, принадлежавшие богу Индре (Там же. С. 14, 56). Такое обожествление оружия указывает на глубоко эмоциональное, подсознательное его восприятие героями древнеиндийского эпоса.

С рассматриваемой точки зрения наиболее популярным и, если можно так выразиться, любимым оружием у героев «Махабхараты» является оружие агнея. С его помощью они достигают наибольшего боевого эффекта. Заслуживает внимания сравнение боевых возможностей этого вида оружия III века до н.э. с боевыми возможностями некоторых разновидностей огнестрельного оружия ХХ века. Если судить по описываемым результатам поражающего действия оружия агнея, то оно может быть отнесено к разновидностям зажигательного оружия, ибо его применение, согласно эпосу, всегда вызы¬вало пожары. Вот как звучит в «Махабхарате» предупреждение о его применении:

Пусть никогда ни один человек
(не вздумает) им сражаться;
Попав слабосильному (в руки), оно
может сжечь весь этот мир преходящий. (Там же. С. 159)

Кроме того, описывается так же ещё одно, экзотическое для своего времени, оружие саммохана (sammohana), сверхъестественное воздействие которого «приводило в замешательство» или «сбивало с толку» противников. Это оружие, применяемое главным героем «Махабхараты» Арджуном, создавало страшный шум, наводивший суеверный ужас на противника, и «действовало подобно раковине девадатте Арджуны, от трубного звука которой даже кони его падали на колени, а у врагов от содрагания поднимались волоски на теле». (Там же. С. 159)

Во многих исследованиях древнеиндийского эпоса проявляется определенный интерес к науке об оружии астраведия, но до настоящего времени так и не получен ответ на вопрос — передала ли потомкам Дханурведа, часто упоминаемая в индийском эпосе героиня, науку об оружии в письменной форме. Высказываются предположения, что эта наука в свое время была до тонкости усовершенствована и играла важную роль в овладении искусством применения оружия как основного средства достижения победы над противником. Этим можно объяснить, по-видимому, тот факт, что с переходом общества от одной цивилизации к другой ей была придана мистическая оболочка, постигший же эту науку человек считался обладателем сверхъестественных сил.

Мифы Древнего Китая и Древней Японии свидетельствуют об огромном эмоциональном и интеллектуальном воздействии на все стороны духовной жизни и культуры народов этих стран холодного оружия, и прежде всего — меча. Мифические сказания и легенды, история появления которых в этих странах восходит по некоторым данным к 1V тысячелетию до н.э., отличает зооморфический характер действующих в них богов-героев и духов, а также культ предков, который строится на признании влияния умерших, а точнее их духов, на жизнь и судьбу потомков, и почитании мифических героев древности. Многие мифологические образы по мере развития цивилизаций перешли в философские воззрения даосских и буддийских мыслителей, нашедших отражение как в гуманитарных, так и в естественных науках Древнего Китая и Древней Японии. Огромную роль мифология и героический эпос этих стран играли в формировании и развитии в обществе особого отношения к оружию и искусству вооружённой борьбы.

Владение холодным оружием (после обязательного предварительного освоения приемами владения «одушевлённым оружием») в странах Древнего Востока с незапамятных времён относилось к высшим ступеням Знания, которое по преданиям получили от сил природы Инь и Янь — двух начал Тьмы и Света, Холода и Тепла, Зла и Добра — мифические боги и легендарные герои и которое учителя-наставники многочисленных даосских и буддийских школ восточных боевых единоборств хранили и передавали из поколения в поколение во всех странах от Тибета до Японии как одну из важнейших составных частей многонационального комплекса воинских искусств кэмпо (65).

Эмоциональное и интеллектуальное воздействие холодного оружия на жизнь общества и каждого его члена в отдельности в Древнем Китае и Древней Японии проявлялось даже в обращении с оружием при исполнении ритуала «ли» — общепринятого церемониала поведения (не случайным, видимо, считают появление издревле у народов этих стран крылатого выражения «китайские церемонии»), который диктовал весь жизненный уклад общества. «Хотя обычные люди проявляют неискренность в отношении ритуала, совершенно мудрый вновь и вновь выражает почтение и уважение, и, таким образом, получается, что ритуал, проявляющийся в действии членов, у всех людей не ослабевает, — сказано в книге Хань Фейцзы ( III век до н.э.). — Дела связаны с соблюдением ритуала, а ритуалу присуща красочность; ритуал — это красочность долга». (Там же. С. 90)

Многие знаменитые мастера воинских искусств в Японии (как и в Китае), носили монашескую одежду и назывались осё (япон., букв. «буддийский монах или священник»), что указывало на их тесную связь с религией самураев — Дзэн-буддизмом. В средние века они, также как и дзэнские наставники, часто обращали свои поучения к «владельцам меча» (носящим меч) и, как пишут исследователи, отнюдь не случайно. (Там же. С. 225 — 227)

Изначально, согласно мифам и буддийскому философскому мировоззрению, меч почитался как оружие мира, справедливости и человеколюбия. Буддийское мифическое божество Мондзю (бодхисаттва Манчжушри) держит в правой руке меч, а в левой — свиток с сутрой. Её меч предназначен для уничтожения алчности, гнева и глупости. Другой ми¬фический бог — воинственный Фудо-мёо (воплощение будды Вайрочаны), окружен языками пламени и сжигает меч истинной веры. Меч в Японии с древнейших времён почитали «душой самурая», святыней и фамильной драгоценностью. Его считали олицетворением прежде всего религиозной убеждённости, прямодушия, чести и верности долгу. К этому буддийскому толкованию сути меча, сдобренному также элементами конфуцианской морали, добавляют и синтоистское, языческое толкование. Изначально в синтоизме меч наделялся магической силой. Считалось, что каждый меч, подобно волшебному мечу Зигфрида или мечу бога Сусаноо, способен вершить чудеса в борьбе со Злом. Меч самурая клали у ложа мёртвого и у колыбели младенца, чтобы отогнать злых духов.

Мастер-оружейник, изготавливающий меч, призывал на помощь синтоистских богов-покровителей, развешивая по кузнице бумажные верёвки-талисманы и совершая ритуал очищения. Перед началом работы он облачался в парадную одежду и работал с величайшим тщанием, вкладывая в кусок металла всю душу. Поскольку качество клинка зависело от количества слоев разно углеродной стали, проковка повторялась десятки и даже сотни раз, так что изготовление одного меча порой занимало месяцы и даже годы. Длительность изготовления меча служила гарантией его качества.

С рассматриваемой точки зрения нельзя не обратить внимания читателя на глубоко эмоциональный ритуальный культ меча в этике, во всём укладе жизни самураев. Меч самурая обладал как бы «своеобразным языком», который позволял с предельной откровенностью, подчас дерзостью выразить его владельцу всю гамму человеческих чувств. Так, во время церемонии (ритуала) нанесения визита полагалось вынимать большой меч (одати) из-за пояса и класть его, становясь на колени для обычного приветствия, по правую сторону от себя (считалось, что в этом положении трудно вытащить меч из ножен с необходимой быстротой). Тем самым пришедший демонстрировал хозяину своё доверие и доброжелательность. Если же гость или хозяин клали свой меч слева от себя, это говорило о недружелюбии к собеседнику. Во время беседы меч клали так, чтобы его рукоять была обращена к себе, а клинок к собеседнику. Положить меч рукоятью к сидящему напротив собеседнику означало нанесение ему страшного оскорбления, которое выражало сомнение в его умении владеть мечом и «говорило» о полном пренебрежении к его «молниеносному удару». Ещё большим оскорблением считалась попытка притронуться без разрешения к мечу собеседника, а тем более — наступить на меч или отбросить его ногой. В то же время похвалить с чувством восторга меч собеседника, рассматривая вынутый наполовину из ножен клинок, означало «пролить бальзам на его душу», доставить ему радость, величайшее удовольствие.

Мифы и героический эпос Древней Греции раскрыли и многокрасочно высветили такие оттенки эмоционального и интеллектуального воздействия оружия на человека, которые оказали непреходящее влияние на духовную жизнь и культуру всех последующих цивилизаций многих народов и государств мира. Молнии Зевса, палица Геракла, зеркальный щит и крылатые сандалии Персея, меч Пелея, лук и стрелы Купидона отразили многообразные оттенки человеческих эмоций и мечтаний, порожденных многотрудной жизнью, радостями и страданиями наших прародителей.

Зазвучавшие в различных регионах Эгейского бассейна где-то в III тысячелетии до н.э., эти древние греческие сказания и легенды, первоначально получившие широкое распространение среди народов средиземноморского мира и позже заимствованные римлянами, наиболее интенсивно стали развиваться на рубеже II и I тысячелетий до н.э. В новое время они получили общее название — древнегреческой мифологии (125). Сказателями и распространителями этих мифов и легенд были бродячие певцы (аэды, аккомпонировавшие себе на кифаре — струнном музыкальном инструменте, напоминающем лиру), которые на их основе создали большие эпические поэмы — такие, например, как популярный цикл сказаний о войне племенных вождей против малоазийского города Трои. Основой этого цикла стали дошедшие до наших дней поэмы «Илиада» и «Одиссея», автором которых греки считают одного из легендарных своих аэдов — слепого бродячего певца Гомера. Из других мифических сказаний, в которых также воспевается оружие древнегреческих богов и героев, заслуживает внимания поэма «Теогония», созданная уроженцем Беотии Гесиодом в VШ веке до н.э. Много эпизодов из древнегреческих мифов, в том числе связанных с применением оружия, упоминает в своей «Истории», описывающей Греко-Персидские войны начала V века до н.э., «отец истории» Геродот (56).

Передававшиеся из уст в уста несколькими поколениями греков поэмы Гомера были записаны впервые только в IV веке до н.э. в Афинах и с этого времени превратились в письменные исторические памятники. Неграмотность Гомера не помешала ему создать произведения, которые стали неиссякаемыми источниками эмоционального и интеллектуального творческого вдохновения писателей и поэтов, художников и скульпторов, композиторов многих народов и государств мира в течении всех последующих веков. Одним из таких источников стало и оружие, описанное Гомером.

Исключительное значение эпических поэм Гомера для культурной жизни древнегреческого общества отметил ещё живший в IV веке до н.э. древнегреческий философ Платон, написавший о Гомере — «этот поэт воспитал Элладу». Большинство трагедий афинских драматургов V века до н.э. — Эсхила, Софокла, Еврипида — представляет собой художественную обработку эпических повествований о мифических богах, героях и об их удивительном и прекрасном оружии. Древнегреческие мифы вдохновили на сочинения греческих и римских авторов, живших в эпоху Римской империи. Их использовал для своих умозаключений греческий географ и историк Страбон (64/63 г. до н.э. — 23/24 г. н.э.) в своём капитальном труде «География». Мифы о взятии и разрушении Трои вошли в эпическую поэму «Энеида» (римская параллель античному эпосу) римского поэта Вергилия (70 — 19 г. до н.э.). Многие эпизоды древнегреческих мифов нашли отражение в поэме «Метамморфозы» римского поэта Овидия (43 г. до н.э. — ок. 18 г. н.э.).

Мифы, воспевающие оружие богов и героев в их борьбе с гигантами и титанами, силами Зла и Тьмы в поэмах Гомера, Геосида, Вергилия и многих других античных авторов, в большей мере связаны с именем бога-громовержца Зевса — властителя Неба и Земли. Яркие образы рождает оружие Зевса в его борьбе за власть над миром: «Ужасна и упорна была эта борьба... Но Зевсу на помощь пришли циклопы. Они выковали ему громы и молнии, их метал Зевс в титанов... Стонала земля, грохот наполнил воздух, всё кругом колебалось. Даже Тартар содрогнулся от этой борьбы. Зевс метал одну за другой пламенные молнии и оглушительно грохочущие громы. Огонь охватил всю землю, моря кипели, дым и смрад заволокли всё густой пеленой. Наконец, титаны дрогнули. Их сила была сломлена, они были побеждены» (125. С. 19).

Для описания оружия героев древнегреческих мифов используются самые яркие краски: «...Вышла на свет из головы громовержца могучая воительница, богиня Афина-Паллада. В полном вооружении, в блестящем шлеме, с копьём и щитом... Грозно потрясла Афина своим сверкающим копьем. Воинственный клич её раскатился далеко по небу, и до самого основания потряс Олимп. ...Трудный подвиг предстояло совершить Персею... Афина дала Персею медный щит, такой блестящий, что в нём как в зеркале отражалось всё; Гермес же дал Персею свой острый меч... От нимф он получил... шлем властителя подземного царства Аида, который делал невидимым всякого, кто его надевал, сандалии с крыльями, с помощь которых можно было быстро носиться по воздуху...

...Геракл сделал себе огромную палицу из вырванного им с корнями в Немейской роще твёрдого, как железо, ясеня. Меч Гераклу подарил Гермес, лук и стрелы — Аполлон, золотой панцирь сделал ему Гефест, а Афина сама соткала для него одежду.

... Пелею — отцу троянского героя Ахилла — никто не мог противостоять, когда он сражался подаренным ему богами чудесным мечом... Пелею подарил Хирон свое копье, древко которого было сделано из твердого, как железо, ясеня, выросшего на горе Пелион; властитель морей Посейдон подарил ему коней, а остальные боги — чудесные доспехи». (Там же. С. 44, 106 — 107, 140, 258 — 259).

С именами богов Олимпа связаны чудесные превращения, военные походы, сражения и подвиги многих героев древней Эллады, владевших мифическим оружием, сверхъестественная мощь и таинственная красота которого оставили неизгладимый след в художественно-поэтических образах, сердцах и умах художников и композиторов европейского общества, начиная с эпохи Возрождения (XIV — XVI века) и кончая настоя¬щим временем. Изображению мифических сюжетов, проникнутых верой в безграничные возмож¬ности человека, его воли, разума и оружия, наделённого сверхъестественными боевыми возможностями, посвящают свои произведения такие выдающиеся художники и скульпторы эпохи Возрождения как Бенвенуто Челлини (статуя Персея с мечом Гермеса в одной руке и головой горгоны Медузы в другой, 1545 — 1554, Флоренция), Джамболонья (статуя Геркулеса, замахивающегося своей могучей палицей на Кентавра, 1559, Флоренция), Якопо Тинторетто (картина «Спасение Арсинои», на которой великолепно выписаны меч, лук, колчан со стрелами и рыцарские доспехи спасителя Арсинои Ганимеда, 1560, Дрезденская галерея) и др.

Сильнейшее влияние на духовную жизнь общества античной греко-римской культуры проявилось в выборе сюжетов для своих произведений деятелями европейского искусства в XVII — XIX веках. На сюжеты, взятые из древнегреческой мифологии, или возникшие под её влиянием писали картины выдающиеся фламандские, голландские, французские художники, при этом на многих полотнах герои изображены с оружием. Так, на одной из центральных в творчестве величайшего художника барокко фламандца Питера Пауля Рубенса картине «Персей и Андромеда», помимо изумительных по красоте доспе¬хов героя, мы видим подаренный ему богиней Афиной волшебный щит с отражением головы горгоны Медузы (1620 — 1621, Государственный Эрмитаж). Неподражаемую игру бликов на парадных боевых доспехах передаёт картина другого фламандца Антониса Ван Дейка «Портрет воина в латах с красной повязкой на руке», которая по своему колориту и мастерству изображения рыцарского вооружения считается настоящим шедевром (1635 — 1640, Дрезденская галерея). Картину «Голова Паллады Афины», посвящённую непобедимой греческой богине-воительнице, пишет крупнейший мастер голландской школы Рембранд Хермес фан Рейн. Величайший художник Франции Никола Пуссен известный главным образом как мастер строгих сюжетов, заимствованных из Библии и творений древних авторов, создаёт на их основе одну из самых пленительных своих картин «Танкред и Эрминия», на которой оружию придается скрытая в нём могучая живительная сила, готовая проявиться в отсекаемых Эрминией мечом своих волос ради спасения любимого («Эрмитаж», около 1630).

На сюжеты, заимствованные из древнегреческой мифологии, в которых в той или иной форме отводится оружию, написаны пьеса крупнейшего гуманиста эпохи Позднего Возрождения В.Шекспира «Троил и Крессида», поэма «Венера и Адонис», а также ряд произведений выдающихся французских драматургов XVII века П.Корнеля и Ж.Расина. Античные мифологические сюжеты легли в основу многих оперных произведений европейских композиторов XVI — XVIII веков: «Дидона и Эней» англичанина Г.Перселла (1689), «Тезей» и «Персей» француза Ж.Б.Люлли (1675, 1682), «Ифигения в Авлиде» австрийца К.В.Глюка (1774), «Идоменей, царь критский, или Илия и Идамант» гениального австрийца В.А.Моцарта (1780) и др. (150).

Помимо мифов, легенд, сказаний народов и государств Древнего Востока и Древней Греции, их проявлений в художественно-поэтических образах, изобразительном искусстве и музыке, образ оружия, как мощный источник эмоционального и интеллектуального воздействия на каждого человека и общество в целом во времена всех цивилизаций, нашел отражение, как показывают исследования (206), в творчестве народов Карелии (карельские руны «Калевала»), героическом эпосе якутов («Первый бой Нюргуна Боотура с владыкой подземного мира»), украинских думах («Самойло Кошка»), каракалпакских сказаниях («Битва с Драконом»), латышском эпосе («Свадьба и гибель отважного Лачплесиса»), киргизских легендах («Стрельба по джамбе»), таджикском эпосе («Сказание о витязе Авазе и золотой Зарине») и др.

Особого внимания, безусловно, в воссоздании обобщенной реконструкции истории вооружения народов и государств заслуживает оценка степени воздействия образа оружия в этой роли на культуру и духовную жизнь человека в героическом эпосе, художественно-поэтической литературе, изобразительном искусстве и музыкальном творчестве русского народа.

Древнерусский героический эпос — это, как известно, в основном песни-былины героического содержания, называемые русскими крестьянами-певцами «старинами», выражающие веру певцов в то, что воспеваемые ими события происходили в глубокую старину, хотя, как установлено, связь изложенных в былинах событий с историей гораздо сложнее и значительнее (28). Былины в записях появляются преимущественно не ранее XVII века, а в основной массе — во второй половины XIX — начале XX веков. Время появления песен-былин, передаваемых из уст в уста, относят к X веку, то есть к началу, как полагают, образования Русского государства, Киевской Руси и оформление их условно различают по циклам: былины «первого цикла» (киевские или общерусские), которые складывались на протяжении X — XII веков и оформились в XIII — XIV веках, в эпоху так на¬зываемого «татарского ига», когда в народе ещё жила память о первенствующем значе¬нии Киева на Руси, и былины «второго цикла» (исторические песни), когда определилась государственно-историческая роль Москвы. (Там же. Т. 1. С. IV — XXVI)

Впервые упоминание о былинах и об эпическом образе оружия в них встречается в одном из уникальнейших письменных памятниках древнерусского героического эпоса — «Слове о полку Игореве», написанном ещё в 1187 году, но продолжающем до настоящего времени служить источником для выдвижения самых разнообразных гипотез о зарождении и развитии на Руси ратного дела и оружия, в том числе о создании и применении огнестрельного оружия (217). На существование в те далекие времена фольклора в разных видах, в том числе и былин указывают начальные строки «Слова», в которых автор говорит о желании начать свою песню «по былинамь сего времени», а не «по замышлению Бояню» (193. С. 48). «По былинам» означало петь о происходившем в реальной действительности, а «по замышлению Бояню» — рассказывать, следуя поэтическому вдохновению и полёту фантазии, что позволило историкам в наше время классифицировать былины древнерусского эпоса, в основном, на былины военно-героического содержания и былины-сказки (28. Т. 2. С. 5 — 8).

Главные герои русских былин — воины. Они не ищут личного счастья, они совершают подвиги, борются за независимость и свободу Руси против степных кочевников, половцев, татар и других врагов русской земли. Они совершают и другие подвиги, но всегда выступают как защитники слабых и обездоленных. Оружие в их руках служит торжеству Добра над Злом. Чувство огромной гордости за подвиги героев русской земли, за созданное на русской земле оружие, которым они мастерски владеют, вызывают былины общерусского цикла о трёх главных героях русского эпоса — Илье Муромце («Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Изгнание Батыя», «Мамаево побоище» и др.), Добрыне Никитиче («Добрыня и Змей», «Добрыня Никитич и Василий Казимирович» и др.) и Алёше Поповиче («Алёша и Тугарин в Киеве», «Бой Алёши со Змеем» и др.).

О каждом из героев русского эпоса сложено по несколько песен, которые дошли до нас. И в каждой из них вместе с героем воспевается оружие, которым он владеет. Вот каким, например, предстает перед нами оружие в былине о главном герое всех былин об изгнании татар с русской земли казаке Илье Муромце «Мамаево побоище»:

...И расходились у него плечи могучие,
И размахнулись руки белые,
И засвистела у него палица боевая,
И зачивкала его сабелька острая,
И наехали удалы добры молодцы...
И начали силу рубить со краю на край.
Не оставляли они ни старого, ни малого,
И рубили они силу сутки пятеро,
И не оставили они ни единого на семена,
И протекла тут кровь горячая,
И пар шёл от трупья по облака. (28. Т. 1. С. 181)

Наряду с былинами об Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алёше Поповиче и другими былинами общерусского значения слагались, безусловно, и песни местного характера (московские, новгородские и др.), но они до нас не дошли, за исключением новгородских былин с новгородскими героями Садко и Василием Буслаевичем. Нельзя не отметить при этом, что этим былинам, как и всем былинам более позднего периода (с начала XV века до XIX века), всё в большей мере становятся свойственны такие черты эпического творчества, как фантастика, яркий вымысел, сюжетная увлекательность, т.е. наблюдается переход от исторических былин к былинам-сказкам. Уже с XVII века былины начинают записывать и превращать в книжные повести (как тогда говорили — «гистории»). В таких «гисториях» приключения русских богатырей соединяют с похождениями западно-европейских сказочных героев и рыцарей (28. Т. 2). И хотя образы оружия в русском фольклоре, былинах военно-героического содержания и былинах-сказках занимают достаточно много места, их роль в духовной жизни, культуре и творчестве русского народа освещена ещё недостаточно и ждёт своих исследователей.

В художественно-поэтической литературе, изобразительном искусстве, музыкальном творчестве русского народа эпические образы оружия, подвиги совершаемые с его применением героями земли русской, других народов и государств, среди которых особое место всегда занимали герои античной цивилизации, находили и находят самое яркое выражение. Мифологических персонажей, образы оружия, пронизанные осознанием национальной чести и достоинства, традициями самоотверженной и доблестной защиты родного дома, семейного очага можно нередко встретить в стихотворениях М.В.Ломоносова, Г.Р.Державина, В.А.Жуковского, А.С.Пушкина, М.Ю.Лермонтова, А.С.Хомякова, Ф.И.Тютчева, М.А.Волошина и др. Например, оружие у Ломоносова выступает в роли хранителя вольности, искусства и науки, у Пушкина — карающей руки бессмертной Немезиды, у Хомякова проявляется в виде средства возвеличения самопожертвования Отечеству, у Волошина — выразителя справедливости и неотвратимости кары за причиненное горе.

Художественно-поэтический образы оружия у каждого поэта независимо от времени индивидуальны, неповторимы, уникальны. Особенно яркие, неповторимые образы оружия были созданы поэтами XX столетия под сильным эмоциональном воздействием битв и сражений двух мировых войн, Великой Отечественной войны 1941 — 1945 годов советского народа против гитлеровской Германии, локальных войн и вооружённых конфликтов второй половины XX века. Для того чтобы представить насколько глубоко в духовную культуру русского народа вошли поэтические образы оружия, достаточно, на наш взгляд, сравнить волшебные строки, написанные

— в XVIII веке М.В.Ломоносовым в оде «Пётр Великий»:

Не может свет стоять без сильных воружений.
На устиях Невы его военный звук
Сооружал сей град, воздвигнул храм наук;
И зданий красота, что ныне возрастает,
В оружии своё начало признаёт.

— в Х1Х веке А.С.Пушкиным в стихотворении «Кинжал»:

Лемносский бог тебя сковал
Для рук бессмертной Немезиды,
Свободы тайный страж, карающий кинжал,
Последний судия Позора и Обиды.

— в начале ХХ века М.А.Волошиным с стихотворении «Пути России»:

Не сеятель сберет колючий колос сева.
Принявший меч погибнет от меча.
Кто раз испил хмельной отрады гнева,
Тот станет палачом иль жертвой палача.

— в конце ХХ века В.С.Высоцким в стихотворении «Песня самолёта-истребителя»:

Я — «ЯК», истребитель. Мотор мой звенит.
Небо — моя обитель.
Но тот, который во мне сидит,
считает, что он — истребитель...
...Вот сзади заходит ко мне «мессершмитт».
Уйду — я устал от ран.
Но тот, который во мне сидит,
я вижу решил — на таран!..

Нельзя не удивляться и не восхищаться устойчивостью тенденции сохранения на протяжении многих веков в художественно-поэтической литературе русского народа, как и многих других народов мира, образа оружия с ярко выраженным нравственно-эстетическим звучанием. Во все времена этот образ является как бы памятником своего времени, духовного мира эпохи, гражданской позиции поэтов. Великий немецкий поэт Г.Гейне так отразил этот образ в своём мироощущении: «Я желаю, чтобы на гроб мой положили меч, потому, что я был храбрым солдатом в войне за благо человечества». И как продолжение этой мысли звучит волошинское: «Тёмен жребий русского поэта, неисповедимый рок ведёт Пушкина на дуло пистолета, Достоевского на эшафот..» (206. С. 126).

В изобразительном искусстве русских художников и скульпторов образы оружия служат для выражения всей гаммы чувств, которые только может испытывать человек. В средние века они больше носят религиозную окраску (например, в мозаике XI века «Дмитрий Солунский», фресках XII века «Святой Георгий», в иконах XV — XVI веков «Битва суздальцев с новгородцами», «Церковь воинствующая» и др.). В более поздние времена образы оружия всё теснее связываются с изображением подвигов как античных богов, так и героев русского народа, но во всех изображениях оружия ощущается огромный заряд скрытых эмоций, изображение на картинах или в скульптуре сюжета с оружием воспринимается тоньше, изощреннее, повернутым к интимным, личностным глубинам человеческой души.

Среди таких произведений привлекают внимание картины выдающихся русских художников К.П.Брюлова (1799 — 1852) — «Встреча Аполлона и Дианы», «Сатурн и Нептун на Олимпе»; В.А.Серова (1865 — 1911) — «Диана и Актеон», «Диана»; И.Н.Никитина (ок. 1690 — 1742) — «Куликовская битва»; В.В.Верещагина (1842 — 1904) — «На Шипке всё спокойно», «Перед атакой»; В.И.Сурикова (1848 — 1916) — «Покорение Сибири Ермаком», «Переход Суворова через Альпы»; В.М.Васнецова (1848 — 1926) — «Богатыри», «После побоища Игоря Святославича с половцами»; И.К.Аийвазовского (1811— 1900) — «Чесменский бой»; А.П.Боголюбова (1824 — 1896) — «Синоп»; Ф.А.Рубо (1856 — 1928) — «Оборона Севастополя», «Бородинская битва»; А.П.Бубнова (1908 — 1964) — «Утро на Куликовом поле»; Ю.М.Ракши (1937 — 1980) — «Поле Куликово» и многих других. Сгусток самых разных эмоций вызывает оружие, изображённое на картинах русских художников, посвящённых Великой Отечественной войне 1941 — 1945 годов.

Большое количество скульптурных групп и отдельных статуй работы российский скульпторов, изображающих древнегреческих мифических богов и героев в великолепных боевых доспехах с оружием, украшают здания Адмиралтейства, Государственного Эрмитажа, аллеи Летнего сада в Санкт-Петербурге, внутренние помещения и великолепные парки городов — Пушкина, Павловска, Петродворца, роскошные дома и сады богатейших подмосковных дворянских усадеб XVIII века — Кускова, Останкина, Архангельского, превращённых ныне в музеи. Много новых оригинальных скульптурных произведений российских скульпторов, увековечивающих память о Великой Отечественной войне 1941 — 1945 годов и огромном вкладе оружия в победу в этой войне, украсили площади городов и сел России, места вошедших в историю битв и сражений.

В музыкальном творчестве русских композиторов образы оружия и связанные с ними образы древнерусского и античного эпоса проявились ещё в первой русской опере «Цефал и Прокрис» (1755), либретто к которой написал А.П.Сумароков (1717— 1777), а музыку придворный композитор Франческо Арайя (1709 — 1770). Высшим достижением одного из талантливейших представителей русской композиторской школы XVIII века Е.И.Фомина (1761 — 1800) стала мелодрама «Орфей и Эвридика», написанная им в 1792 году по сюжету из древнегреческой мифологии (135). Образ оружия нашел свое отражение в героическом жанре былины-оперы «Садко» выдающегося русского композитора Н.А.Римского-Корсакова (1844 — 1908) и произведениях многих других русских композиторов.

Можно было бы и дальше анализировать непрекращающееся с древнейших времён до наших дней эмоциональное и интеллектуальное воздействие оружия на человека, народы и государства. И нет никаких сомнений в том, что при этом будут открываться новые, неизвестные, а, значит, ещё не осознанные до конца человечеством грани этого воздействия на его духовную культуру, внутренний мир. Но это задача другого исследования, поэтому, чтобы оставить у читателя более или менее завершенное представление об этой роли оружия в жизни человеческого общества, рассмотрим кратко её остальные возможные грани. Ярко и выразительно одну из граней этой роли оружия высвечивает молитва Александра Невского, которую он, по утверждению летописца (79. Вып. 1. С. 176 — 187), произнёс перед битвой со шведами на реке Неве в 1240 году: «Суди, Господи, обидящих меня и огради от борющихся со мною, возьми оружие и щит и встань на помощь мне». Эта молитва и его слова «Не в силе Бог, но в правде» наиболее точно отражают то новое, что по сравнению с мифологическим сознанием было привнесено в отношение человека к оружию религией. (79. Вып. 1. С. 176 — 186)

В религиозных повествованиях, независимо от конфессии, в отношении человека к оружию проявляются самые сокровенные чувства, уходящие своими корнями в глубину веков и основывающиеся, с одной стороны, на безусловном следовании принципам добра, справедливости, целесообразности, с другой, — на самовыражении индивидуальном, добровольном, жертвенном и временами карающем, но карающем именем догматов, утверждаемых данной конфессией как следствие определённой трактовки изначальных устоев бытия или отсюда — в силу необходимости интерпретации вечных текстов. «В глубинном нравственном осмыслении, — замечают исследователи этой грани роли оружия (206. С. 40), — нуждаются и ветхозаветный Меч Господа Бога, который ''пойдёт на всякую плоть от юга до севера'', и положения Талмуда о чистоте и нечистоте оружия, и слова Иисуса ''взявшие меч, мечём погибнут'', и уточнение Корана о наказании преступивших законы Аллаха... Мудрый смысл религиозного отношения к оружию постигается лишь сочувственным напряжением ума и сердца». Привлечём внимание читателя к некоторым из упомянутых религиозных повествований.

Древние библейские книги XII — II веков до нашей эры, получившие наименование «Ветхий завет», и собрание самых ранних и самых авторитетных текстов начального христианства под названием «Новый завет», оформившееся между серединой первого века и первой третью второго века нашей эры, в «законоположительных, учительных, исторических и пророческих» (16. С. 566 — 568) афоризмах своих книг и рассказах в виде как бы само собой ложащихся на память стихов раскрывают читателю самые сокровенные стороны отношений человека и оружия.

Уже в «Первой книге Моисеева. Бытие» «Ветхого завета» рассказывается о некой таинственной органической связи человека с самыми эффективными для своего времени разновидностями холодного оружия — щитом и мечём: «Глава 15.1. После сих происшествий было слово Господа к Авраму в видении (ночью), и сказано: не бойся, Аврам; Я твой щит; награда твоя (будет) весьма велика», и «Глава 27. 40. И ты будешь жить мечем твоим и будешь служить брату своему; будет же время, когда воспротивишься и свергнешь иго его с выи твоей» (17. С. 14, 30). Особым почитанием в повествованиях библейских книг «Ветхого завета», рассказывающих об охотах и о войнах, наряду с мечем и щитом пользуются такие близкие к самовыражению человеческой сущности разновидности холодного оружия как лук и стрелы : «Глава 27.3. Возьми теперь орудия твои, колчан твой и лук твой, пойди в поле и налови мне дичи», «Глава 48.22. Я даю тебе, преимущественно перед братьями твоими, один участок, который я взял из рук Аморреев мечем моим и луком моим» (Там же. С. 29,59). Или в одной из книг «Ветхого завета», причисляемых к разряду «учительных», в «Псалтыре»: «Псалом 7... 11. Щит мой в Боге, спасающем правых сердцем. 12. Бог — Судия праведный (крепкий и долготерпеливый), и Бог — всякий день строго взыскивающий, 13. если кто не обращается. Он изощряет Свой меч, напрягает лук Свой и направляет его, 14. Приготовляет для него сосуды смерти, стрелы Свои делает палящими» (Там же. С. 658).

Ещё глубже и острее это таинственное единение человека и оружия ощущается в изречениях и рассказах «Нового завета»: в рассказе Евангелия от Матфея — оно окрашено вдумчивостью восточного книжника; в Евангелии от Марка — единственной в своём роде простотой, лаконичностью; в Евангелии от Луки — чувствительностью, развитой воздействием греческой культуры; в Евангелии от Иоанна — таинственным величием, глубиной мысли. Такой многогранный подход к отражению отношений человека и оружия указывает на то, что и верующий и неверующий будут ещё много спорить об оценках и понимании Евангелия: «От Матфея святое благовествование» Глава 10.34. Не думайте, что Я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл Я принести, но меч.., Глава 26.52. Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечём погибнут…» (17. С. 1234,1257). «От Луки святое благовествование» Глава 11.21. Когда сильный с оружием охраняет свой дом, тогда в безопасности его имение; 22. когда же сильнейший его нападёт на него и победит его, тогда возьмёт всё оружие его, на которое он надеялся, и разделит похищенное у него. 23. Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает» (Там же. С. 1304).

В «Талмуде», собрании догматических, религиозно-этических и правовых положений иудаизма, сложившихся в IV веке до н.э. — V веке н.э., роли оружия отводится особое место — владеющий оружием должен применять его в точном соответствии со всеми по¬ложениями иудаизма и строго следовать ритуалу о его «чистоте». Так, положение «Талмуда» в Трактате «Берахот /Славословие/» гласит: «Мужчина не должен выходить с мечом, луком, щитом, длинным или круглым, и копьём; за несение их полагается жертва [р. Элизер говорит: оружие составляет украшение для мужчин (т.е. за несение его в субботу жертвы не полагается), а мудрецы говорят: оружие составляет поношение для мужчин, ибо сказано (Ис.2.4): «и перекуют мечи свои на орала и копья свои на серпы»]; в Трактате «Эрувин /Смешение/» — «Войско, вышедшее на обыкновенную (несвященную) войну, не должно начинать осаду языческого города позже, чем за три дня до субботы; если осада начата, то может продолжаться и в субботу; так толковал Шаммай Старший стих (Вт.20,20): ''доколе не покоришь его'' — даже в субботу». О «чистоте» и «нечистоте» оружия можно прочитать в Трактате «Келим /Утварь/»”: «...Меч и нож, покрывшиеся ржавчиной, невосприимчивы; если же они отполированы и отточены, то возвращаются к прежней нечистоте...», «Меч, с какого времени принимает нечистоту? — с тех пор как отполирован; а нож? — с тех пор как отточен...» (206. С. 62, 64)

В «Коране», главной священной книге ислама, составленной из собранных на рубеже VII — VIII веков списков проповедей, обрядовых и юридических установлений, заклинаний, молитв, назидательных рассказов и притч, произнесённых пророком мусульман Мухаммедом (ок. 570 — 632) в Мекке и Медине (198. С. 858), духовную связь человека и оружия нетрудно обнаружить в сурах и аятах учения о наказании преступивших законы Аллаха. Религиозно-философский и законодательный памятник письменной культуры человечества — «Коран» с трудно понятной для непосвящённых терминологией, сохранившей особенности классического арабского языка VII века, и непривычной для современного читателя структурой изложения догматов ислама — в форме сур и аятов, приводит к большому количеству разночтений и толкований отдельных мест этой священной книги, в том числе относящихся к пониманию истинной роли оружия в жизни мусульман. Для достижения целей нашего исследования, оставляя для других исследований разрешение существующих противоречий в толковании Корана всеми исламоведами мира, достаточно привести одно из известных мест в проповедях пророка Мухаммада: «Сура 47. Мухаммад ... 4. А когда вы встретите тех, которые не уверовали, то — удар мечом по шее; а когда произведете великое избиение их, то укрепляйте узы. 5. Либо милость потом, либо выкуп, пока война не сложит своих нош. Так!». (106)

В «Трипитаке», каноническом собрании текстов священного учения буддизма, оформившихся в V — III вв. до н.э. и записанных на санскрите в 80 году до н.э. (198. С. 1365), отражение рассматриваемой нами роли оружия можно найти в следующих поучениях «Бодгиссаттва-Гачоропая-Висаявикуравана-Нирдеша-Сута»: «8. Если против царя, который правит в стране в соответствии со священным учением, устраивается заговор или на него нападает внешний враг, он должен иметь три убеждения. Во-первых, он должен знать, что заговорщики или внешний враг только убивают людей и хотят закабалить народ, поэтому он обязан взять в руки оружие и спасать свой народ. Во-вторых, если есть возможность, надо пытаться без применения силы подавить заговорщиков и отразить внешнего врага. И в-третьих, надо стараться по возможности взять врага в плен, не убивать его, а обезоружить. Опираясь на эти три убеждения, царь должен дать своим войскам соответствующие приказы, разместить по боевым позициям и приготовиться к сражению. В таком случае солдаты будут благоветь перед добродетельностью своего царя, перед его твердостью и величием. Они поймут, какую они ведут войну, и будут поддерживать своего царя. Веря в милосердие и сострадание своего царя, они будут сражаться, не жалея своей жизни, поэтому царь всегда будет побеждать. И притом его победы станут его добродетелью». (206. С. 66 — 67)

Сочинения философов, государственных и военных деятелей, начиная с древнейших времен и до наших дней, открывают еще одну из граней роли оружия в жизни чело¬веческого общества как источника эмоционального и интеллектуального воздействия на духовную и культурную жизнь человека. Попытки на протяжении тысячелетий осмысления в этих сочинениях на высоком теоретическом уровне сущности оружия указывают не только на его тесную связь с природой и обществом, но и на возможность на этой основе моделировать развитие характера общественных, том числе международных, отношений, а так же государственного устройства общества при смене мировых и локальных цивилизаций. Исходя из цели исследования перед нами не стоит задача анализа подобных сочинений, тем более, что многие из них уже рассмотрены под этим углом зрения (206). Но нельзя не обратить внимание читателя на то, как оружие, изменение его боевых возможностей с течением времени наращивают интеллектуальное воздействие на человека, на его стремление понять истинное значение оружия в таких областях человеческой жизни как политическая (Конфуций, Гегель), экономическая (Энгельс, Хитч и Маккин), социальная (Леонардо да Винчи, Писарев) и собственно военная (Сунь-цзы, Клаузевиц). Для этого обратимся к наиболее интересным, с рассматриваемой точки зрения, сочинениям из этого ряда (их авторы выделены в скобках выше), появление которых отделено друг от друга многими веками.

В собрании бесед и высказываний «Лунь юй»(«Беседы и суждения»)» — сочинении древнекитайского мыслителя Конфуция (кит., Кун Фу-цзы, букв. «учитель Кун») (ок. 551 — 479 гг. до н. э.), записанных после его смерти учениками и собранных в отдельное произ¬ведение в V веке до н.э., представляющих собой важнейший источник наших знаний о древнем конфуцианстве как этико — политическом учении, отражается одна из древнейших сложившихся веками система взглядов на значимость оружия в политической области человеческой жизни: «Глава 12. ''Янь юань'' ...7. Цзы-гун спросил об управлении государством. Учитель ответил: ''[В государстве] должно быть достаточно пищи, должно быть достаточно оружия и народ должен доверять [правителю]''. Цзы-гун спросил: ''Чем прежде всего из этих трёх [вещей] можно пожертвовать, если возникает крайняя необходимость?'' Учитель ответил: ''Можно отказаться от оружия''. Цзы-гун спросил: ''Чем прежде всего можно пожертвовать из [оставшихся] двух вещей, если возникает крайняя необходимость?'' Учитель ответил: ''Можно отказаться от пищи. С древних времен ещё никто не мог избежать смерти. Но без доверия народа государство не может устоять''». (66. Т. 1. С. 160)

В сочинении «Философия истории», написанном в начале XIX века одним из выдающихся представителей немецкой классической философии Георгом Вильгельмом Фридрихом Гегелем (1770 — 1831), можно отчетливо проследить развитие мыли о том, как оружие по мере наращивания его боевых возможностей увеличивает и интеллектуальное воздействие на человека, на политическую сторону его жизни: «Крестьяне с дубинами и булавами вышли победителями из борьбы с носившим броню, вооруженным копьями и мечами дворянством, которое получило подготовку на рыцарских турнирах, и с его притязаниями. Затем против этого превосходства в вооружении дворян было найдено еще другое техническое средство — порох. Человечество нуждалось в нем, и он тотчас же появился. Он оказался главным орудием для освобождения от физической силы и для уравне¬ния сословий. С различием в вооружении исчезло и различие между господами и холопами. Порох уничтожил и прочность укрепленных пунктов, и укрепленные пункты и замки утратили с тех пор свое значение. Можно, правда, жалеть об упадке или понижении ценности личной храбрости (храбрый, благороднейший может быть застрелен негодяем издали, из-за угла); но, с другой стороны, благодаря пороху главное значение получили разумная, сознательная храбрость, духовное мужество. Лишь благодаря применению этого средства могла развиться более высокая храбрость, храбрость, чуждая личной страсти; ведь при употреблении огнестрельного оружия стреляют в нечто общее, в абстрактного врага, а не в отдельных лиц». (206. С. 100 — 101)

В сочинении «Анти-Дюринг» выдающегося немецкого военного теоретика и историка Фридриха Энгельса (1820 — 1895), опубликованном в 1878 году, можно найти одну из самых ёмких, на наш взгляд, характеристик интеллектуального воздействия оружия на экономическую сторону жизни человека в Х1Х веке: «Итак, револьвер одерживает победу над шпагой, и тем самым, даже наиболее детски-наивному приверженцу аксиоматики должно стать ясным, насилие не просто волевой акт, а требует весьма реальных предпосылок для своего осуществления, в особенности — известных орудий, из которых более совершенное одерживает верх над менее совершенным; далее, что эти орудия должны быть произведены и что уже вследствие этого производитель более совершенных орудий насилия, vulgo оружия, побеждает производителя менее совершенных орудий; одним словом, что победа насилия основывается на производстве оружия, а производство оружия, в свою очередь, основывается на производстве вообще, следовательно,.. на ''экономической силе'', на ''хозяйственном положении'', на материальных средствах, находящихся в распоряжении насилия». (138. Т. 20. С. 170)

В военно-экономическом труде «Военная экономика в ядерный век» — сочинении известного американского военного деятеля и экономиста Чарлза Д. Хитча, помощника министра обороны США в 60-е годы ХХ века, и Роланда Н.Маккина, научного сотрудника американской корпорации РЭНД в эти же годы, изданном Гарвардским университетом в 1962 году, можно заметить, как интеллектуальное воздействие оружия на экономическую сторону жизни человека достигает такого уровня, который становится соизмеримым с уровнем развития военно-экономической теории создания и применения самого разрушительного оружия, когда-либо созданного человеком, — ядерного: «Развитие ядерного, и особенно термоядерного, оружия — исключительно важный пункт в деле снижения стоимости создания военной мощи. Разрушительная сила оружия стала теперь настолько дешевой, что войну можно выиграть или экономику страны можно разрушить еще до осуществления мобилизационных мероприятий». (224. С. 49 — 50)

В «Атлантическом кодексе» — сочинении выдающегося итальянского мыслителя, ученого и изобретателя, художника и архитектора Леонардо да Винчи (1452 — 1519), написанном на рубеже XV — XVI веков, многие научные идеи которого реализуются только в наше время, необыкновенно ярко нашла отражение существующая с древних времен разносторонняя взаимосвязь оружия и технических устройств, применяемых в социальной сфере: «Пресветлейший государь мой, увидев и рассмотрев в достаточной мере попытки тех, кто почитает себя мастерами и конструкторами военных орудий, и найдя, что устройство и действие названный орудий ничем не отличаются от общепринятого, попытаюсь я, без желания повредить кому другому, светлости вашей представиться, открыв ей свои секреты и предлагая их затем по своему усмотрению, когда позволит время, осуществить с успехом в отношении всего того, что вкратце, частично, поименовано ниже:

1. Владею способом постройки легчайших и крепких мостов, которые можно без всякого труда переносить и при помощи которых можно преследовать неприятеля, а иногда бежать от него, и другие еще, стойкие и неповреждаемые огнем и сражением, легко и удобно разводимые и устанавливаемые. И средства также жечь и рушить мосты неприятеля...

8. Где бомбардами действовать невозможно, буду проектировать машины для метания стрел (briccole), балисты (mangani), катапульты (trabocchi) и другие снаряды изумительного действия, не похожие на обычные; словом, применительно к разным обстоятельствам буду проектировать различные и бесчисленные средства нападения.

9. И случись сражение на море, есть у меня множество приспособлений, весьма пригодных к нападению и защите; и корабли, способные выдержать огонь огромнейшей бомбарды, и порох, и дым...» (127. С. 29 — 30)

В «Очерках из истории труда» — сочинении известного русского философа-материалиста Дмитрия Ивановича Писарева (1840 — 1868), написанного во второй половине XIX века, считавшего естествознание средством просвещения и производительной силой, можно увидеть глубоко теоретически обоснованную для своего времени попытку осмысления социальной природы оружия: «По соображениям системы, добываемые металлы должны превращаться не в заступы, плуги и паровые машины, а в сабли, копья и ружья; строевые деревья должны употребляться не постройку домов, мельниц и плотин, а на сооружение огромных кораблей; из меди должны делаться не самовары, а пушки; порох должен служить не для истребления хищных зверей, на для добывания мехов и дичи, а для отбивания человеческих рук, ног и голов; из камня должны строиться не мосты и набережные, а такие стены, которые будут разбиваться чугунными ядрами и взрываться порохом. Таким образом, рабочая сила и изобретательность нашей породы должна направляться не к тому, чтобы увеличиват существующие удобства жизни, а к тому, чтобы руками одних людей как можно быстрее и искуснее разрушать то, что сделано руками других». (206. С. 111)

В трактате «О военном искусстве» — сочинении выдающегося китайского полководца конца VI — начала V веков до н.э. Сунь-цзы, роль оружия как источника интеллектуального воздействия на собственно военную сторону жизни человеческого общества ярко проявилась в формулировании теоретических положений стратегии и тактики трактата (66. Т. 1. С. 201 — 211), который долгое время служил основой для выработки военных доктрин Китая и Японии: «Глава первая. ''Предварительные расчёты''. 1. Сунь-цзы сказал: ''Война — это великое дело для государства, это корень жизни и смерти, это путь существования и гибели. Это нужно понять... '' Глава третья. ''Стратегическое нападение''. 1. Сунь-цзы сказал: ''По правилам ведения войны наилучшее — сохранить государство противника в целости, на втором месте — сокрушить это государство. Наилучшее — сохранить армию противника в целости, на втором месте — разбить её... Поэтому сто раз сразиться и сто раз победить — это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего — покорить чужую армию не сражаясь... 3.... Поэтому и можно, не притупляя оружия, иметь выгоду — это и есть правило стратегического нападения''». (Там же. С. 201 — 202, 204 — 205)

В сочинении «О войне», написанном в первой половине XIX века известным немецким военным теоретиком и историком Карлом фон Клаузевицем (1780 — 1831) и оказавшим не преходящее влияние на развитие военной науки и в XIX и XX веке, можно увидеть, как развивая представления древних мыслителей о сущности оружия, его создании и применении, достигается такой высокий уровень теоретического обобщения, который позволяет моделировать войну любого масштаба между народами и государствами как продолжение их внутренней и внешней политики с помощью оружия: «Итак, мы видим, что война есть не только политический акт, но и подлинное орудие политики, продолжение политических отношений, осуществление их другими средствами»; «...Природа войны может оказывать существенное влияние на соотношение различных родов оружия»... «Итак, еще раз: война есть орудие политики; она неизбежно должна носить характер последней; ее следует мерить политической мерой. Поэтому ведение войн в своих главных сочетаниях есть сама политика, сменившая перо на меч, но от этого не переставшая мыслить по своим собственным законам». (94. Т. 2. С. 387)

Коллекции оружия отражают последнюю из рассматриваемых нами и одну из самых удивительных граней роли оружия как источника эмоционального и интеллектуального воздействия на духовную и культурную жизнь человека, которую он отвел оружию ещё в древние времена и сохранил до наших дней. Она вызывала и вызывает у любителей и коллекционеров оружия огромную гамму чувств — от радости обладания уникальным образцом оружия до восхищения неповторимой красотой, ощущения гордости мастерством и искусством его изготовления. Вместе с тем, коллекции оружия до самого последнего времени представляли собой не только частные и национальные собрания самых редких его образцов, но, в значительной степени, были одними из немногих источников изучения и описания истории оружия. Из весьма ограниченного количества трудов, написанных на протяжении многих веков и посвящённых решению этой проблемы, особого внимания, с рассматриваемой точки зрения, заслуживают — труд русского военного историка Павла Павловича фон Винклера «Оружие» (33), изданный в 1894 году в Санкт-Петербурге, и «Энциклопедия оружия», вышедшая в свет в 1890 году в Лейпциге и впервые переведённая на русский язык в 1995 году, известного австрийского оружиеведа Вендалена Бехайма. (15. 236)

Образцы оружия, каталоги с их описанием в «главнейших оружейных коллекциях» Европы XIX века стали основными источниками создания труда «Оружие. Руководство к истории, описанию и изображению ручного оружия с древнейших времен до начала XIX века». Описание коллекций оружия Московской Оружейной палаты, Санкт-Петербургского Артиллерийского музея, оружейных музеев Австрии, Англии, Бельгии, Германии, Дании, Испании, Италии, Франции, Швеции сделало эту работу неоценимым учебным пособием для оружиеведов. Но главной, отличительной особенностью издания этого труда в конце XIX века П. фон Винклер считал: «Почти полное отсутствие на русском языке сочинений об оружии, (кроме военного XIX века), неимение систематического описания его постепенного развития, способов выделки, украшения, оружейных клейм и т.п. — вот причины, которые побудили нас к составлению настоящего труда». (33. Предисловие)

Эмоциональное и интеллектуальное воздействие коллекций оружия на духовную и культурную жизнь человеческого общества получило убедительное подтверждение в «Энциклопедии оружия», больше известной коллекционерам и любителям оружия до её перевода с немецкого на русский язык в 1995 году под названием «Руководство по оружиеведению. Оружейное дело в его историческом развитии от начала средних веков до конца XVIII века». Посвящённое истории развития оружия IV — XVIII веков и проблемам, связанным с его коллекционированием, это сочинение В.Бехайма, как и написанный в это же время труд П. фон Винклера, фактически положили начало формированию такой отрасли знаний военно-исторической науки как «история оружия» (или, по В.Бехайму, «историческое оружиеведение»). Как справедливо отмечается в предисловии к русскому изданию этого сочинения: «Такого рода работ у нас публикуется до обидного мало. Историческое оружиеведение, процветавшее в России в Х1Х — начале ХХ вв., в дальнейшем почти сошло на нет. Деятельность специалистов прерывалась, а их труды не печатались, коллекционирование старинного оружия было взято под подозрение, шедевры военного ремесла попали в разряд классового чуждых, сочинения по истории мирового военного дела не переводились, ибо причислялись к буржуазным. Лишь археологи имели возможность заниматься оружиеведческими изысканиями». (15)

Проследив в пространстве (т.е. от народа к народу, от государства к государству) и во времени (т.е. от поколения к поколению, от эпохи к эпохе) за проявлениями оружия как общественно-исторического явления в его основных ролях, читатель может наметить для себя контуры судьбы оружия на рубеже XX — XXI веков и засомневаться в утверждениях некоторых политиков, теоретиков и историков о том, что в XXI век человечество войдет без оружия — «разоружившись», что оружие со временем будет «исключено» из жизни человеческого общества (42. Т. 2. С. 233). И тогда, чтобы укрепиться в своих суждениях, он обратиться к изучению истории оружия и вооружения народов и государств, ибо знание истории развития того или иного явления дает ключ к предвидению его будущего.

Примечания

[1] Эта гипотеза реализуется в исследовании при построении классификации оружия.

[2] См., например, работы отечественных учёных И.И.Ануреева, А.О.Баранова, В.М.Бондаренко, Д.А.Волкогонова, И.А.Грудинина, А.Б.Пупко,, Е.И.Рыбкина, С.А.Тюшкевича и др., а так же зарубежных учёных Б.Броди, М.Говарда, Э.Квейда, В.Кинга, Д.Клиланда, Д.Корбетта, С.Л.Оптнера, Дж.Томпкинса, Ч.Хитча, Р.Маккина и др.

[3] Наиболее значительными из них считаются так называемые Тексты Пирамид – древнейшие тексты заупокойных царских ритуалов, вырезанные на стенах внутренних помещений пирамид фараонов V и VI династий (XXVII — XXV вв. до н.э.), Тексты Саркофагов и Книга Мёртвых – сборники текстов, образовавшиеся на основе заупокойных ритуалов.